Императорский безумец

Латроб. Условие, что вы будете предварительно читать каждое мое донесение. Зачеркивать все, что не годится. И сами добавлять, что найдете нужным. Понимаете, я решил, что ведь все равно кого-то поставят их писать. И какой модус был бы для вас лучше (к Ээве). Скажите, мадам, какой модус был бы для вашего супруга лучше?!

Ээва (медленно). … Это в самом деле был бы великолепный выход. Я представляю себе… Только…

Тимо (очень тихо). Только я не могу на это согласиться.

Латроб (испуганно). Вы… не можете?

Тимо. К сожалению — это было бы недоверием к вам. Во-вторых, я не скрываю, что считаю важной и другую сторону — это была бы не только помощь, но и обман. По отношению к присутственному месту, которому я не желаю помогать, но которое не хочу обманывать.

Латроб. А… как же тогда я?..

Тимо (мягко). Вы будете писать то, что вам подскажет совесть. Когда человек пишет то, что ему велит совесть, то не возникает никаких нравственных проблем. И мы спокойны, что наши интересы в руках честного человека.

Латроб. Нет-нет-нет… Господин Бок… О боже… Это очень просто. Но все гораздо сложнее… Поверьте мне! Вы с вашим опытом, вы же должны это знать… (встает, подносит руки к шейному платку, упавшим голосом). Господин Бок, прошу вас… Иначе… Госпожа Ээва, может быть, вы…

Тимо (с металлом в голосе). Нет! Ни я, ни она! (более спокойно) Господин Латроб, не причиняйте себе лишнего беспокойства. Мы совершенно уверены, что вы будете писать о нас донесения насколько возможно благоприятные. Но я знаю, если бы мне нужно было вам помогать, (его голос стихает, потом снова усиливается, очевидно, ищет убедительный аргумент) — я знаю, это взвешивание, что можно и чего нельзя, это связи настоящего с прошлым и будущим — скверно отразились на моем здоровье. Может быть, даже фатально. Вы как врач…

Латроб. Боже упаси, господин Бок, я — просто осел! Как же я об этом не подумал… Я понял. Простите! (всем) Простите! Спокойной ночи! (откланиваясь, уходит).

Пауза.

Ээва. Якоб, я считаю, ты должен побывать в Пярну и посмотреть, как там обстоят дела с кораблями.

Затемнение

Гремит «Марсельеза». Каземат, Тимофей Бок за фортепиано. Стиснув зубы, бьёт по клавишам. Грубые окрики из-за двери. «Прекратить! Запрещено! Прекратить! Запрещено!»… Тимофей резко, вдруг, обрывает, сидит, стиснув руками голову. И вдруг говорит то, что думает.

Тимо. Христианская религия есть краеугольный камень нашего основного порядка. Вследствие этого сохраняется полная терпимость. Но сегодня религия стоит в стороне от всех земных страстей и интересов. /Встаёт./ Любовь к отечеству должна стать таким же нравственным принципом, как почитание религии. Однако искусства и науки должны елико возможно поощряться как главная опора образования и тем самым и религии. Высшим законом должно стать общественное благо.

Грубый окрик из-за двери? «Разговорчики!»

Суверен правит, повинуясь закону, который стоит над ним. Суверен есть правый слуга государства, личность его священна, но он ответствен за свои поступки. Если же он поддаётся постыдным страстям, забывает свой долг, совершает ложные шаги, то его должно взять под стражу!

Грубый окрик. «Молчать, разговорчики! Молчать!»

Не истязатели, не оковы, но ЗНАНИЯ должны обеспечивать право на занимаемую должность! Различия между сословиями должны быть пропорциональны их нравственности! Все судьи должны быть избираемы, и правосудие должно быть неограниченно гласным! Любое тайное государственное действие должно рассматриваться как насилие! В любом нарушении закона следует усматривать преступление против государства!..

Дверь со скрежетом отворяется, в камеру врываются охранники, в сумрачном свете подземелья они представляются существами ирреальными, опрокидывают заключённого на пол и зверски избивают

(Извиваясь, хрипит и выкрикивает.) Каждый вправе делать всё, что не нарушает общественного порядка!.. Каждый имеет право думать… следуя своим убеждениям!.. И говорить то, что думает!.. Наказуемы должны быть только…ложь, клевета, мятеж!.. России нужны граждане… рабов у неё более чем достаточно!..