Империя зла (Книга стихов)

Шел себе один бродяга,
Никакой он не святой,
На ремне пустая фляга,
В сумке пряник золотой.
Миновал мосты, могилы.
Где же небо, где звезда?
Иссякают волчьи силы,
Человечьи — никогда…
Хорошо босыми топать,
Тропки льдистые колоть…
Хорошо крылами хлопать,
Если выдал их Господь.
Вот и шел он белым-белым
Полем, озером, леском,
Утомлялся бренным телом,
Затянулся пояском…
Много их, таких хороших,
Измеряло пядь земли.
Сколько их согнуло в ношах,
Даже тела не нашли…
Вот и этот стер предплечья,
Все свое с собой волок…
Ох ты, доля человечья,
Божьих промыслов залог…
Хорошо идти по свету,
Умирать в ночном пути;
Хорошо, что крыльев нету
Можно пo миру идти…
Вот и шел он, сам-прохожий,
Чуждый стуже ледяной,
Всей душою был он Божий,
Хоть и с виду был иной.

Снег рушится

…Снег рушится. Трещит под ним земля.
Кто не богат, тому уж не до шуток,
Когда сияют в морду соболя
Медлительных валютных проституток.
Они купались в пенистом "клико",
Лобзали людоеда и француза;
Пусть хоть потоп! Им дышится легко
И жрется от залапанного пуза.
А на вокзале кашляет народ,
Несущий Бога в потайном кармане
Меж крошек и отсутствия банкнот,
Профуканных в дорожном ресторане.
Куда несет он Господа Христа
На крестике из потемневшей жести?
В какие отдаленные места
Сошлют его за драку в ближнем месте?
Не всё ль равно? Снег рушится стеной;
Всем холодно; мир рушится лавиной,
Тут косточки трещат… Грозят войной,
Запугивают выбитой витриной…
Еще полно чудес, припасов, благ,
Воспоминаний, адресов забытых…
Всё так же дышит в трубку старый враг,
Оставленный взамен двоих, небитых…
Живем — как жили. Всё переживём:
Кулачный подступ вятского размаха,
В Москве француза, в Киеве погром,
Валютных проституток, шведа, ляха…
Уж повидали на своем веку.
К заутрене, сбиваясь в вереницы,
Потянемся по талому снежку:
Работники, разбойники, блудницы…

Тост

За тебя, за ноябрь, за узор,
за угрюмую речь мудреца,
за текучий, как водка, позор,
за чужое лицо без лица

Отпиваю последний глоток

за скучающих в облаке дам,
за седьмой виноградный виток,
за кагор, изабеллу, агдам.

Тишина без конца и начал

за тебя поднимаю фужер,
жил и я, словно я — янычар,
только ты мне писала: "Мон шер…"

Грязный ветер меня уволок

с мокрым ворохом листьев ольхи,
хорошо, что я был одинок,
и не письма писал, а стихи.

Вот теперь же стучусь, словно тать,

а откроют — без слов ухожу.
Я устал даже тихо роптать,
а не то чтоб скликать к мятежу.

Брак по Расчету

Светлане