Институт

— Все готово. Все, что мне нужно сделать, это добавить очиститель для унитаза. Дайте команду, мистер Стэкхаус, и мы их отравим. — Она быстро и сильно тряхнула головой. — Этот гул сводит меня с ума.

Судя по твоему виду, тебе до этого недалеко, — подумал Стэкхаус, но насчет гула она была права. Дело в том, что к этому нельзя было привыкнуть. Именно тогда, когда вы думали, что можете, он усиливался — не в ваших ушах, но в вашей голове уж точно. Затем, в один момент он спадал до своего прежнего, немного более терпимого уровня.

— Я говорила с Фелицией, — сказала Глэдис. — Я имею в виду доктора Ричардсон. Она наблюдала за ними на своем мониторе. Она говорит, что гул становится сильнее, когда они берутся за руки и спадает, когда они отпускают друг друга.

Стэкхаус уже и сам это понял. Как говорится, тут не обязательно быть ученым-ракетчиком.

— Это скоро случится, сэр?

Он посмотрел на часы.

— Я думаю, около трех часов, плюс-минус. Вход в систему кондиционирования находятся на крыше, правильно?

— Да.

— Я могу позвонить тебе, когда придет время, Глэдис, но могу этого и не сделать. Все, вероятно, произойдет очень быстро. Если вы услышите стрельбу из передней части административного здания, запускайте газ, независимо от того, позвоню я вам или нет. Потом уходите. Не возвращайся внутрь, просто бегите по крыше к восточному крылу Передней Половины. Это понятно?

— Да, сэр! — Она одарила его ослепительной улыбкой. Той, что ненавидели все дети.

12

Двенадцать тридцать.

Калиша наблюдала за детьми из Палаты А и думала о Марширующем оркестре штата Огайо. Ее отец болел за Бакай[236], и она всегда смотрела с ним их матчи — чтобы поддерживать хотя бы видимость близости — но единственное, что ее действительно волновало, было шоу в перерыве, когда группа поддержки («Прааайд Бакая!» всегда объявлял диктор) выходила на поле, одновременно играя на своих инструментах и создавая фигуры, которые были видны только сверху — все, от буквы S на груди Супермена до фантастического динозавра из Парка Юрского периода, который ходил, кивая своей саурианской[237] головой.

У детей из Палаты А не было музыкальных инструментов, и все, что они создавали, взявшись за руки, было одним и тем же — неровным кругом, потому что туннель был узким, — но у них было то же самое, что и у оркестра… для этого было подходящее слово…

— Синхронность, — подсказал Ники.

Она испуганно огляделась. Он улыбнулся, откидывая назад волосы, чтобы лучше видеть ее глаза, которые были, скажем прямо, завораживающими.

— Это слишком громкое слово даже для белого мальчика.

— Я получил его от Люка.

— Ты слышишь его? Ты с ним на связи?

— Вроде как. Время от времени. Трудно сказать, о чем я думаю, а о чем он. Помогло то, что я спал. Если бодрствую, мои мысли мешают диалогу.

— Как помехи?

Он пожал плечами.

— Наверное. Но если ты откроешь свой разум, я уверен, ты тоже его услышишь. Связь становится еще чище, когда они делают один из своих кругов. — Он кивнул на ребят из Палаты А, которые возобновили свои бесцельные блуждания. Джимми и Донна шли рядом, размахивая сцепленными руками. — Хочешь попробовать?

Калиша попытался перестать думать. Сначала это было удивительно трудно, но когда она прислушалась к гулу, стало легче. Гул был похож на полоскание рта, только для мозга.

— Что смешного, Кей?

— Ничего.

— О, я понял, — сказал Ники. — Промывание мозгов вместо полоскания рта. Мне это нравится.

— Я кое-что получаю, но немного. Возможно, он спит.

— Скорее всего. Но я думаю, он скоро проснется. Потому что мы проснулись.

— Синхронность, — сказала она. — Это какое-то дерьмовое слово. И это очень на него похоже. Ты помнишь жетоны, которые они давали нам? Люк называл это вознаграждением. Еще одно дерьмовое слово.

— Люк особенный, потому что он очень умный. Ники посмотрел на Эйвери, который прислонился к Хелен, и оба они крепко спали. — А Эйвестер особенный потому… что…

— Просто потому, что он Эйвери.

— Да. — Ники усмехнулся. — А эти идиоты взяли и усилили его, не поставив на его двигатель предохранитель. — Его улыбка была, скажем прямо, такой же очаровательной, как и его глаза. — И они вдвоем привели нас туда, где мы сейчас находимся. Шоколад от Люка, арахис от Эйвери. Будь они поодиночке, ничего бы не изменилось. Вместе же они — Чашка арахисового масла Риза, которая похоронит это болото.

Она рассмеялась. Это был глупый способ выразить свои эмоции, но довольно точный. По крайней мере, она на это надеялась.

— Но мы все равно здесь застряли. Как крысы в заткнутой с обеих сторон трубе.

Его голубые глаза смотрели в ее карие.

— Мы долго здесь не задержимся, ты же знаешь.

Она произнесла:

— Мы ведь умрем, не так ли? Если они попытаются отравить нас, тогда… — Она наклонила голову в сторону детей из Палаты А, которые снова начали собирать свой хоровод. Гул усилился. Верхний свет стал ярче. — Тогда они полностью раскроются. И остальные, где бы они ни были.