Институт

Она посмотрела на него, прочитала по его лицу, и сделала, как он сказал.

Тим медленно перевел машину через подъем и остановился. Дорога впереди расширялась. Сквозь деревья он видел огни и темную громаду здания.

— Кажется, мы приехали, — сказал он. — Люк, я не знаю, что происходит с твоими друзьями, но сейчас это не в наших руках. Мне нужно, чтобы ты взял себя в руки. Ты можешь это сделать?

— Да. — Его голос был хриплым. Он откашлялся и попробовал снова. — Да. О'кей.

Тим вышел из машины, подошел к пассажирской двери и открыл ее.

— И что теперь? — Спросила Миссис Сигсби. Голос ее звучал раздраженно и нетерпеливо, но даже при скудном освещении Тим видел, что она боится. И она имела на это право.

— Выходи. Теперь ты поведешь машину. Я буду сзади с Люком, и если ты попытаешься сделать что-нибудь умное, например, врезаться в дерево до того, как мы доберемся до тех огней, я всажу пулю через сиденье в твой позвоночник.

— Нет. Нет!

— Да. Если Люк прав насчет того, что ты делала с этими детьми, то ты это заслужила. И поверь, я сделаю это, не задумываясь. Вылезай, садись за руль и поезжай. Медленно. Десять миль в час. — Он сделал паузу. — И поверни свою кепку задом наперед.

18

Энди Феллоуз звонил из зала компьютерного наблюдения. Его голос был высоким и взволнованным.

— Они здесь, мистер Стэкхаус! Они остановились примерно в ста ярдах от того места, где основная дорога переходит в подъездную дорожку! Свет у них выключен, но из-за отражения лунного света от фасада здания видно достаточно. Если вы хотите, чтобы я послал изображение на ваш монитор, чтобы вы смогли удостовериться, я…

— В этом нет необходимости. — Стэкхаус кинул свой спутниковый телефон на стол, бросил последний взгляд на Нулевой телефон — тот, слава Богу, молчал — и направился к двери. Рация лежала у него в кармане, включенная на полную мощность и подключенная к наушнику в ухе. Все его люди были на одном канале.

— Зик?

— Я здесь, босс. С Леди Док.

— Даг? Чед?

— На месте. — Это был Даг, шеф-повар. Который в лучшие времена иногда сидел с детьми за ужином и показывал им фокусы, заставляя малышню смеяться. — Мы тоже видим их автомобиль. Черный девятиместный. Сабурбан или Тахо, верно?

— Да. Глэдис?

— На крыше, Мистер Стэкхаус. Все готово. Готова смешать ингредиенты.

— Начинай, если начнется стрельба. — Но теперь речь шла уже не о если, а о когда, а до этого оставалось всего три-четыре минуты. А может, и меньше.

— Вас поняла.

— Розалинда?

— На позиции. Гул здесь очень громкий. Я думаю, они о чем-то сговорились.

Стэкхаус был в этом уверен, ну и пусть. Они будут слишком заняты, задыхаясь.

— Держись, Розалинда. Не успеете оглянуться, как вернетесь на Фенуэй смотреть Сокс.[240]

— Вы поедете со мной, сэр?

— Только если мне будет разрешено болеть за Янки.

Он вышел на улицу. Ночной воздух был приятно прохладным после жаркого дня. Он почувствовал прилив нежности к своей команде. Тем, кто остался с ним. Они будут вознаграждены, несмотря ни на что, если у него самого будет что сказать боссам. Это была тяжелая обязанность, и они остались, чтобы честно её исполнить. Человек за рулем Сабурбана явно ошибся. Чего он не понимал, не мог понять, так это того, что жизнь всех, кого он когда-либо любил, зависела от того, что они здесь решат, но теперь все было кончено. Все, что мог сделать заблудший герой, — это умереть.

Стэкхаус подошел к школьному автобусу, припаркованному у флагштока, и в последний раз обратился к своим солдатам.

— Стрелки, я хочу, чтобы вы сосредоточились на водителе, хорошо? Том, что носит кепку задом наперед. Затем изрешетите этот чертов фургон, спереди назад. Цельтесь выше, в окна, выбейте эти темные стекла, стреляйте в головы. Доложите о готовности.

Они так и сделали.

— Начинайте стрелять, как только я подниму руку. Повторяю — как только я подниму руку.

Стэкхаус стоял перед автобусом. Он положил правую руку на ее холодную, усыпанную росой поверхность. Левой рукой он ухватился за флагшток. Потом он стал ждать.

19

— Поехали, — сказал Тим. Он лежал на полу за водительским сиденьем. Люк лежал под ним.

— Пожалуйста, не заставляйте меня это делать, — сказала Миссис Сигсби. — Если бы вы только позволили мне объяснить вам, почему это место так важно…

— Поехали.

Она завела машину. Огни приближались. Теперь она могла видеть автобус, флагшток и Тревора, стоящего между ними.

20

Время пришло, сказал Эйвери.

Он ожидал, что будет бояться, он боялся с тех пор, как проснулся в комнате, которая была похожа на его комнату, но таковой не была, а потом Гарри Кросс сбил его с ног, и он испугался еще больше, больше чем когда-либо. Но сейчас он не боялся. Он был в восторге. Когда его мама убиралась, на стереосистеме все время звучала песня, и теперь он вспомнил одну строчку: Я буду свободен.[241]