Институт

Он подошел к детям из Палаты А, которые уже сформировали свой хоровод. Калиша, Ники, Джордж и Хелен последовали за ним. Эйвери протянул руки. Калиша взяла одну, а Айрис — бедная Айрис, которую можно было бы спасти, случись это хоть на день раньше, — другую.

Женщина, стоявшая на страже за дверью, что-то крикнула — вопрос, но он затерялся в нарастающем гуле. Появились точки, теперь уже не тусклые, а яркие и они становились все ярче. Огни Штази заполнили центр хоровода, вращаясь и поднимаясь, как полоска на столбе парикмахера, выходя из какого-то глубокого места силы, возвращаясь обратно, а затем появляясь снова, освеженная и более сильная.

ЗАКРОЙТЕ ГЛАЗА.

Уже не просто мысль, а мысль, перекрывающая гул.

Эйвери огляделся, чтобы убедиться, что они это сделали, и сам закрыл глаза. Он ожидал увидеть свою домашнюю комнату, или, может быть, их задний двор с качелями и бассейном, который его отец надувал каждый День поминовения[242], но он этого не увидел. И, возможно, это не должно было быть сюрпризом. Это правда, что его сбили с ног и заставили плакать, что было плохим началом в последние недели его жизни, но потом у него появились друзья, хорошие друзья. Дома у него друзей не было. В его родной школе все думали, что он был странным, даже издевались над ним, подбегая к нему и крича «Эй, Эйвери, окажи мне услугу», прямо в лицо. Здесь ничего подобного не было, потому что здесь все они были такими. Здесь его друзья заботились о нем, относились к нему как к нормальному человеку, и теперь он позаботится о них. Калиша, Ники, Джордж и Хелен: он позаботится о них.

Люк больше всех. Если бы он только мог.

Закрыв глаза, он увидел большой телефон.

Он стоял рядом с батутом, перед неглубокой канавой, через которую Люк пролез, чтобы забраться под забор, — старомодный телефон высотой не меньше пятнадцати футов и черный, как сама смерть. Эйвери, его друзья и дети из Палаты А стояли вокруг него, взявшись за руки. Огни Штази кружились, ярче, чем когда-либо, то над циферблатом телефона, то головокружительно скользили по его гигантской бакелитовой трубке.

Калиша, уходи. Игровая площадка!

Протеста не последовало. Ее рука покинула руку Эйвери, но прежде чем разрыв в круге смог прервать действие силы и разрушить видение, за руку Эйвери схватился Джордж. Гул теперь был повсюду, наверняка они слышали его во всех тех далеких местах, где были другие дети, подобные им, стоящие в таких же кругах. Эти дети слышали, точно так же, как слышали цели, которых им навязывали для убийства в этих разнообразных Институтах. И, как и те цели, дети повиновались. Разница была в том, что повиновались они сознательно и с радостью. Бунт был не только здесь; бунт становился глобальным.

Джордж, УХОДИ. Игровая площадка!

Рука Джорджа выскользнула, и ее место заняла рука Ники. Ники, который заступился за него, когда Гарри сбил его с ног. Ники, который называл его Эйвестер, так называть его мог только близкий друг. Эйвери сжал его руку и почувствовал, как Ники сжал в ответ. Ники, который всегда был в синяках. Ники, который не поддавался и не брал их дерьмовые жетоны.

Ники, УХОДИ. Игровая площадка!

Он исчез. Теперь за его руку схватилась Хелен, Хелен с ее выцветшими панковскими волосами, Хелен, которая научила его кувыркаться вперед на батуте и страховала его: Чтобы ты не упал и не расколол свою глупую голову.

Хелен, УХОДИ. Игровая площадка!

Она ушла, последняя из его друзей отсюда, теперь за его руку держалась Кэти, и время пришло.

Снаружи послышались слабые звуки выстрелов.

Пожалуйста, не допусти, чтобы было слишком поздно!

Это была его последняя осознанная мысль как личности, как Эйвери. Потом он присоединился к гулу и огням.

Пришло время сделать междугородний звонок.

21

Сквозь несколько оставшихся деревьев Стэкхаус увидел, как Сабурбан катится вперед. Отблеск огней от административного здания скользнул по его хрому. Он двигался очень медленно, но понемногу приближался. Ему пришло в голову (слишком поздно, чтобы что-то предпринять, и так бывало не часто), что у мальчика, возможно, нет флешки, что он мог оставить ее у той, кого он называл офицером Венди. Или спрятать её где-то между аэропортом и этим местом, чтобы заблудший герой с последним вздохом мог позвонить офицеру Венди, и сообщить, где она находится.

Но что я могу с этим поделать? — подумал он. Ничего. Есть только это.

Сабурбан показался в начале подъездной дорожки. Стэкхаус остался стоять между автобусом и флагштоком, раскинув руки, как Христос на кресте. Гул достиг почти оглушительного уровня, и он задался вопросом, удерживает ли Розалинда свою позицию или они заставили её бежать. Он подумал о Глэдис и понадеялся, что она уже готова приступить к делу.