Институт

Его глаза затуманились.

— Есть немного. Особенно по Рольфу. И Майе тоже. Хотя официально мы еще не можем приглашать девушек на Весенние танцы, она моя девушка. Неофициально, конечно же. Так что да. Но.

Они ждали. Их сын, всегда словоохотливый и часто многословный, теперь, казалось, боролся с собой. Он начал, остановился, снова начал и снова остановился.

— Я не знаю, как это выразить. Не знаю, смогу ли я вообще это выразить.

— Попробуй, — сказал Герб. — В будущем у нас будет много важных дискуссий, но эта — самая важная на сегодняшний день. Так что попробуй.

В передней части ресторана, словно кукушка, отбивающая каждый час времени, возник Ричи Рокет и начал танцевать под Мамбо номер 5[39]. Эйлин наблюдала, как серебристая фигура в скафандре жестом руки в перчатках указала на соседние столики. Несколько маленьких детей присоединились к нему, подпрыгивая под музыку и смеясь, в то время как их родители смотрели, фотографировали и аплодировали. Не так давно — пять быстро пролетевших лет назад — Люк был одним из таких детей. Теперь они говорили о, казалось бы, невозможных переменах. Она не знала, как такой ребенок, как Люк, мог родиться от такой пары, как они, — обычных людей с обычными стремлениями и ожиданиями, — и иногда ей хотелось, чтобы он был обычным ребенком. Иногда ей очень не нравилась положение, в которое они были поставлены, но Люка она никогда не ненавидела, и никогда не будет ненавидеть. Он был ее ребенком, ее единственным и неповторимым.

— Люк? — Сказал Герб. Говорил очень тихо. — Сынок?

— Это то, что мне необходимо для дальнейшего продвижения, — сказал Люк. Он поднял голову и посмотрел прямо на них, его глаза горели таким блеском, который родители видели очень редко. Он скрывал от них это сияние, потому что знал, что оно пугает их так, как не могут напугать несколько дребезжащих тарелок. — Разве вы не понимаете? Это то, что мне просто необходимо для дальнейшего продвижения. Я хочу поехать туда… и учиться… а потом продвигаться дальше. Эти университеты они типа Брода. Но они не цель, а только ступеньки к цели.

— Какой цели, милый? — Спросила Эйлин.

— Даже не знаю. Я так много хочу узнать и понять. Эта штука в моей голове… она растет… и иногда её устраивает текущее положение дел, но в основном нет. Иногда я чувствую себя таким маленьким… таким чертовски глупым…

— Дорогой, нет. Глупость — это последнее, о чем ты мог бы подумать. — Она потянулась к его руке, но он отстранился, качая головой. Жестяной поднос для пиццы задрожал на столе. Кусочки корок задрожали.

— Там бездна, понятно? Иногда мне это снится. Она уходит в никуда, и в ней полным-полно всего, чего я не знаю. Я не знаю, как бездна может быть полной — это оксюморон, — но это так. Что заставляет меня чувствовать себя маленьким и глупым. Но через эту бездну есть мост, и я очень хочу по нему пройти. Я хочу встать посреди него и поднять руки…

Они завороженно и немного испуганно наблюдали, как Люк поднимает руки к своему узкому напряженному лицу. Поднос для пиццы теперь не просто дрожал, а дребезжал. Как иногда делали тарелки в шкафах.

— … и все эти вещи из темноты всплывут вверх. Я это знаю.

Поднос с остатками пиццы запрыгал по столу и грохнулся на пол. Герб и Эйлин едва обратили на это внимание. Такие вещи случались с Люком, когда он был расстроен. Не часто, но иногда. Они к этому привыкли.

— Я понимаю, о чем ты, — сказал Герб.

— Чушь собачья, — сказала Эйлин. — Никто из нас ничего точно не знает и не понимает. Но ты должен двигаться вперед и начать оформление документов. Сдать ЕГЭ. Ты можешь это сделать, а потом передумать. Если ты не изменишь своего мнения, если ты сохранишь решительность… — Она посмотрела на Герба, и тот кивнул. — Мы постараемся, чтобы это состоялось.

Люк усмехнулся и поднял поднос. Он посмотрел на Ричи Рокета.

— Я тоже танцевал с ним, когда был маленьким?

— Да, — ответила Эйлин. Ей снова понадобилась салфетка. — Ну, конечно же.

— Ты ведь знаешь, что говорят о бездне? — Спросил Герб.

Люк покачал головой, то ли потому, что это было редкой вещью, которую он не знал, то ли потому, что не хотел портить настроение отца.

— Если долго всматриваешься в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя[40].

— Держу пари, это так, — сказал Люк. — Эй, мы можем заказать десерт?

4

Включая сочинение, тест ЕГЭ длился четыре часа, но в середине был милосердный перерыв. Люк сидел на скамейке в школьном вестибюле, жевал бутерброды, которые приготовила для него мать, и думал о книге. Он принес с собой Голый завтрак[41], но один из инспекторов её изъял (вместе с его телефоном и телефонами остальных экзаменуемых), сказав Люку, что книга будет возвращена ему позже. Парень также перелистал все страницы, в надежде найти либо порнографию, либо пару шпаргалок.

Пока он ел бутерброды, он заметил, что вокруг него стоят еще несколько экзаменуемых. Большие мальчики и девочки, старшеклассники и старшеклассницы.