Институт

Шлакоблочный коридор был усеян дверями и увешан плакатами. Девушка сидела под одним из них, с черным мальчиком и белой девочкой, которые прижались друг к другу лбами и глупо улыбались. Подпись внизу гласила: Я РЕШИЛ БЫТЬ счастливым!

— Тебе это нравится? — Спросила черная девушка. При ближайшем рассмотрении сигарета, свисавшая у нее изо рта, оказалась разновидностью конфеты. — Я бы исправила надпись на: я решил БЫТЬ ХРЕНОВЫМ, но тогда они могут забрать мою ручку. Иногда они позволяют дерьму течь, а иногда нет. Проблема в том, что ты никогда не знаешь наверняка, в какой момент все меняется.

— Где я? — Спросил Люк. — Что это за место? — Ему хотелось плакать. Он догадался, что это были побочные последствия дезориентации.

— Добро пожаловать в Институт, — сказала она.

— Мы в Миннеаполисе?

Она рассмеялась.

— Вряд ли. И больше не в Канзасе, Тотошка[54]. Мы в штате Мэн. Где-то в глухомани. По крайней мере, так считает Морин.

— В Мэне? — Он покачал головой, словно получил удар в голову. — Ты уверена?

— Да. Ты выглядишь слишком белым, белый мальчик. Я думаю, тебе стоит присесть, прежде чем ты свалишься.

Он сел, держась одной рукой за стену, потому что его ноги не желали нормально сгибаться. Это больше походило на падение.

— Я был дома, — сказал он. — Я был дома, а потом проснулся здесь. В комнате, которая выглядит как моя комната, но таковой не является.

— Я знаю, — сказала она. — Шок, не так ли? — Она сунула руку в карман брюк и достала оттуда пачку. На ней был изображен ковбой, бросающий лассо, конфеты-сигареты ПОГОНЩИКОВ ЛОШАДЕЙ, — гласила надпись. КУРИТЕ ТАК ЖЕ, КАК ПАПА! — Хочешь одну? Немного сахара может поднять тебе настроение. Мне это всегда помогает.

Люк взял пачку и поднял крышку. Внутри оставалось шесть сигарет, каждая с красным кончиком, который, как он догадался, должен был изображать огонек. Он взял одну, сунул в рот и откусил половину. Сладость затопила его рот.

— Никогда не делай этого с настоящей сигаретой, — сказала она. — Вкус тебе и вполовину не понравится.

— Я и не знал, что они все еще продают такие вещи, — сказал он.

— Такие — уж точно не продаются, — сказала она. — Курить так же, как папа? Ты издеваешься? Должно быть, это антиквариат. Но реально странная хрень у них продается в столовой. Включая настоящие сигареты, можешь мне поверить. Все крутые марки — Лаки, Честерфилды, Кэмелы, как в тех старых фильмах по Ти-Си-Эм[55]. У меня есть соблазн попробовать, но чел, они берут за них слишком много жетонов.

— Настоящие сигареты? Ты же не хочешь сказать, что они для детей?

— Все здешние обитатели — дети. Не то, чтобы сейчас их было много в Передней Половине. Но Морин говорит, что скоро к нам могут подтянуться еще несколько. Я не знаю, откуда она черпает информацию, но обычно все подтверждается.

— Сигареты для детей? Что здесь такое? Остров Удовольствий? — Что-то в данный момент он не чувствовал себя счастливым и умиротворенным.

Её это рассмешило.

— Как в Пиноккио! Точно! — Она подняла руку. Люк дал ей пять и почувствовал себя немного лучше. Трудно сказать, почему.

— Как тебя зовут? Я не могу продолжать называть тебя белым мальчиком. Это, типа, расовая дискриминация.

— Люк Эллис. А ты кто?

— Калиша Бенсон. — Она подняла палец. — А теперь слушай внимательно, Люк. Ты можешь звать меня Калиша, или можешь звать меня Ша. Только не называй меня Спортсменкой.

— А почему нет? — Все еще пытаясь сориентироваться, но безуспешно. Даже близко нет. Он съел вторую половину своей сигареты, ту, что с фальшивым угольком на кончике.

— Потому что именно так говорят Хендрикс и его коллеги-дармоеды, когда делают тебе уколы или берут анализы. — Я воткну иглу тебе в руку, будет больно, но будь Спортсменкой. Я собираюсь засунуть этот предмет тебе в горло, что заставит тебя крутиться, как гребаный червяк, но будь Спортсменкой. Мы собираемся погрузить тебя в бак, просто задержи дыхание и будь Спортсменкой. — Вот поэтому-то ты и не должен называть меня Спортсменкой.

Люк почти не обратил внимания на информацию о тестах, решил, что подумает об этом позже. Его мысли вертелись вокруг слова гребаный. Он слышал это слово от многих мальчиков (они с Рольфом часто повторяли его, когда тусили), и от хорошенькой рыжей девушки, которая могла провалить ЕГЭ, но никогда от девочек его возраста. Он предположил, что это означало, что он вел весьма беззаботную жизнь.

Она положила руку ему на колено, отчего у него слегка защекотало в груди, и серьезно на него посмотрела.