Исчезающая ведьма

Но Ханкин разглядел лишь отблески позолоты сквозь клубы густого чёрного дыма, вздымающегося к стропилам, потому что в центре зала пылал большой костёр. Люди подбрасывали туда тяжёлые гобелены, покрывала, пергаментные свитки и книги в кожаных переплётах. Другие крушили топорами и молотками украшенные драгоценными камнями блюда, позолоченные кубки и ларцы, прежде чем швырнуть их в огонь.

Один из них сунул в руки Ханкина чёрную меховую мантию. 

— Когда мы закончим, у Гонта не останется даже горшка, чтобы справить мелкую нужду. Брось это в огонь, мальчик, сожги каждую вещь, что украл у нас этот дьявол.

В ушах Ханкина вновь зазвучали рыдания матери: «Они взяли фонарь. Они забрали даже фонарь». В нём закипел праведный гнев. Он швырнул меховую мантию в костёр и взбежал вверх по лестнице, ища что бы ещё уничтожить.

Но в первой комнате уже ничего не осталось за исключением стола, который был слишком велик, чтобы спустить его с лестницы. Ханкин открыл дверь в другую комнату и обнаружил резную скамеечку для ног, небрежно брошенную в углу. Она представляла малую ценность, но сойдёт, чтобы поддержать огонь в костре. Сбежав по ступенькам, он закашлялся от густого дыма, уже начавшего заполнять верхние комнаты.

Но люди внизу уже прекратили ломать и крушить. Все как один смотрели в сторону открытой двери на человека, который отчаянно пытался вырваться из цепких объятий троих мужчин. Слезящимися от едкого дыма глазами Ханкин разглядел лишь тёмные мужские силуэты в ореоле яркого солнечного света, струящегося через распахнутую дверь.

— Он пытался убежать с блюдом, — выкрикнул один. — Тайлер приказал, чтобы никаких грабежей!

— Нельзя ничего брать из обители Дьявола, — прокричал другой. — Здесь каждая вещь запятнана кровью честных англичан. Всё это подлежит уничтожению.

— И всяк, оскверняющий наше дело, должен быть также уничтожен.

— Сжечь его! Сжечь его!

Они потащили пленника к огню. Тот пытался бороться за жизнь, вопя во всю глотку.

— Я не собирался его красть! Клянусь Пресвятой Девой, я взял его, чтобы разбить на улице вместе с прочей утварью! Послушайте меня! Умоляю!

Но его никто не слушал. Несколько человек бросились вперёд, чтобы подтащить жертву к пылающему огню. Когда они поравнялись с лестницей, Ханкин, протерев глаза от дыма, обнаружил, что смотрит в испуганное лицо Джайлса, из последних сил пытающегося вырваться на волю.

На мгновение он оцепенел от ужаса, а затем бросился вперёд, пиная и расталкивая людей, держащих Джайлса.

— Нет! Он один из нас! Довольно! Прошу вас, прекратите! Отпустите его!

— За короля Ричарда... и Истинную Палату общин, — продолжал хныкать Джайлс, когда его схватили за руки-за ноги, и раскачав, словно таран, бросили в костёр. Джайлс приземлился в самый центр пламени. Головешки в костре обрушились под его тяжестью, выбросив столб ревущего пламени и искр, мгновенно объявший тело.

Никогда в жизни Ханкин ещё не слышал, как кричит в агонии умирающий. Мальчик выбежал за дверь, но на половине пути через двор его ноги подкосились. Он рухнул на землю, в приступах судорожной рвоты изрыгая каждый украденный кусочек пирога. Ханкин опустился на колени среди затоптанных роз, совершенно обессиленный, и заткнул пальцами уши, чтобы заглушить ужасающие крики, рвущие душу на части.

Внезапно раздался жуткий взрыв. Ханкин почувствовал сильный удар в спину, словно его боднул рогами здоровенный бык. Его отбросило ничком в грязь, и мир вокруг погрузился во мрак.

Глава 48

Молодило, посаженное на черепичной или соломенной кровле, защитит дом от молний и пожара.

Лондон

Гюнтер смотрел на грязно-серую реку, которую они именовали Темзой. Он считал Уитем широким, но никогда бы не подумал, что между двумя берегами реки может быть такое огромное расстояние. Всё это пространство было заполнено лодками.

Бурые грузовые суда и маленькие вёсельные шлюпки шныряли и гудели в порту, словно мухи на навозной куче, лавируя между изящными баркасами, управляемыми гребцами. Эти корабли потемнели не от того, что построены из старого побуревшего дерева, а от тщательной просмолки, как те, что он видел на Уитеме, но эти были щедро декорированы замысловатой резьбой, расписаны в ярко-красные, синие, зелёные и золотистые цвета, украшены цветными флагами, струящимися за ними на ветру, словно дым от пылающих факелов.

Большинство богато изукрашенных лодок покидали город, многие были переполнены сундуками, кроватями и прочим скарбом, а также почтенными семействами, испуганно вцепившимися друг в дружку. Кормчие боролись с бурным течением, пытаясь увезти своих хозяев подальше от людей на берегу, которые осыпали их оскорблениями, швыряя вслед навоз, камни и всякий мусор.