Исландские пряди

— Случись такое с правдивым человеком, это и впрямь можно было бы счесть весьма необычным.

Лодин говорит:

— Было бы куда лучше, когда бы ты, Тости, произносил не больше лживых слов, чем я.

Конунг разрешил Лодину уехать[1468].

Сон Хуги священника

Одного священника звали Хуги, он служил в Авалснесе на острове Кёрмт[1469]. Ему приснилось однажды ночью, что он будто бы глядит на кладбище и видит, что все, кто там были похоронены, восстали. Среди них был человек, которого они все толкали и перебрасывали от одного к другому. А по другую сторону от церкви был другой человек, и они тянули его каждый в свою сторону. Оттуда вышла женщина и направилась к священнику. Она была совершенно нагая. Священник спросил, отчего такая суматоха.

Она отвечает:

— Завтра, когда солнце будет на юго-востоке, в церковь должен прибыть труп, и никто не желает его принимать. А в полдень ожидается другой, и все хотят забрать его к себе. Я бы хотела, чтобы тот труп, что прибудет раньше, был похоронен на восточной стороне кладбища, а тот, что позже, — на северной, у церковной стены в том месте, где сходятся неф и хоры. Там вы найдете человеческие кости, и я желаю, чтобы вы обложили ими со всех сторон труп, потому что это мои кости.

— Скажи мне теперь, — говорит священник, — что произойдет с нашим конунгом, когда он уедет из страны.

Она отвечает:

— Он падет.

Священник спросил:

— И что за человек тогда станет править в стране?

— Он будет миролюбив, — говорит она.

— Как долго он будет править? — спрашивает священник.

— Семь зим и еще двадцать, — отвечает она.

— А каков будет тот, кто станет править после него? — говорит он.

— Потом к власти придет человек воинственный, — говорит она.

— И долго ли он будет править? — спрашивает священник.

— Десять зим, — говорит она.

— А что будет потом? — говорит он.

— Добрый Правитель, Милосердный Правитель и Суровый Правитель, — отвечает она.

— И кто из них просидит дольше всего?

— Суровый Правитель, — говорит она.

— Как же долго он будет править? — говорит священник.

— Пять зим и еще двадцать, — говорит она, — а после него будет много всякого злодейства. И больше я тебе ничего не скажу.

Священник просыпается, а днем туда, как она и говорила, приносят покойника. Тот же, кого она назвала миролюбивым, это — Олав Тихий, а тот, кого воинственным, — Магнус Голоногий. Добрый Правитель — это Эйстейн, тот же, про кого она сказала, что он Милосердный Правитель, — это Олав, а Суровый Правитель — Сигурд Крестоносец. И это Бог запретил ей говорить о тех злодействах, которые произойдут после[1470].

Харальд Суровый высаживается в Англии

Теперь надо рассказать о том, что Харальд конунг выходит со своим войском в открытое море. Первым делом он приплывает на Оркнейские острова и оставляет там Марию, свою дочь[1471], а также много другого народу. Оттуда конунг направляется в Англию. Они приплывают к Скардаборгу. Тут ветер стих, и они остановились там на ночь. Ночью люди пробудились от того, что сверху раздавалась песнь, и каждому из них показалось, что это было прямо над кораблем конунга. Все посмотрели вверх и увидали, что по небу верхом на волке едет великанша. На коленях у нее было корыто, наполненное кровью и кусками человеческих тел. Она произнесла три такие висы:

Зрим: на запад смелый[1472]
спешит в тинге копий
сеять кости — конунг
нас потешит славно!
Сойка крови[1473]

скоросокола[1474] со штевня
струга выбрать сможет,
радость мне даруя.
Радость мне даруя[1475].

Рухнет гор громада[1476]

,косит мор народы.
Попран мир враждою,
вновь раздор повсюду.
Волчица лакает
кровь на юге — люду
буду песен горьких
Урд[1477]— пусть всяк узнает!Урд — пусть всяк узнает!

Близок бой, уж ведьмы[1478]

тарч сияет алый;
прочит гибель князю
мать отродья турса[1479].
Глядь: кидает в глотку
волку плоть людскую;
зверь не знает гладу,
кровью пасть окрасит.
Кровью пасть окрасит.

Конунг спросил у Тости, бодрствует ли он. Тости отвечает:

— Меня разбудила эта песнь.

Конунг сказал:

— Как, по-твоему: достойно ли это доверия?

— Ничуть, — говорит Тости.

— Коли так, у тебя мертвое сердце, — говорит конунг. — Я побывал во множестве сражений, однако никогда прежде не видывал подобных знамений.

Они пристают к берегу в месте, что называется Кливленд[1480]. Конунг спрашивает у Тости:

— Как зовется холм к северу отсюда?

— Не всякому холму здесь было присвоено имя.

Конунг говорит:

— И все же у этого должно быть какое-нибудь имя, и ты должен сказать мне его.

Тости говорит: