Прежде всего объективные факты – бóльшая, чем можно было ожидать, устойчивость капитализма, но также связанное с этим приспособление эпигонствующего утопического социализма к буржуазному строю и живучесть этого «патентованного» социализма, с разных сторон выдвигали проблему поиска новых путей повседневной пролетарской борьбы. В конкретных условиях развития буржуазного общества второй половины XIX в. Маркс настойчиво искал революционную перспективу для осуществления открытой им ранее всемирно-исторической миссии рабочего класса. Общеизвестно, например, что написание марксовой «Критики политической экономии» в 1857 – 1858 гг. было ускорено первым мировым экономическим кризисом 1857 г. Менее известно, что над этой рукописью Маркс работал как раз в то время, когда ему стала ясной несбыточность надежд на связанный с кризисом мощный революционный подъем рабочего движения. Кризис показал неправомерность установления чересчур непосредственной зависимости между фазами развития экономики и рабочего движения. Неизменно исходя из положения, что «рабочий класс либо революционен, либо он ничто»[543]
, Маркс вкладывал теперь в этот принцип более широкое содержание: революционность рабочего класса определялась не только готовностью участвовать в социалистической революции, но и правильным пониманием закономерностей длительной классовой борьбы при капитализме. За исходный он принял тезис об относительно длительном развитии революционного процесса при капитализме (первоначально к этой мысли он пришел на рубеже 40 – 50-х годов).Вместе с тем Маркс стал различать две взаимосвязанные, но различные по существу проблемы: созревание материальных предпосылок нового общества – вопрос, который занимал его уже много лет[544]
, и экономическое изживание существующей формации. То, что первое неадекватно второму, показало Марксу изучение самой истории капитализма. Для эпохи перехода от капитализма к социализму, которая тогда не наступила, Маркс еще не дифференцировал эти две стороны процесса. Однако в предисловии к «К критике политической экономии» он впервые четко сформулировал тезис: «Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора»[545].Из этого, конечно, не следует, что существует исторический закон, устанавливающий, на каком именно уровне развития капитализма становится возможной пролетарская революция. Тогда уходила в прошлое эпоха, в течение которой социалистическую революцию в главных европейских странах, по-видимому, было мыслимо легче возбудить (в условиях, когда капитализм проходил своего рода критические фазисы в процессе становления), но гораздо труднее довести до победы. Победа Великой Октябрьской революции была облегчена как раз своеобразным сочетанием в России черт высокого и слабого развития капитализма. Нельзя устанавливать какого-либо закона и для наших дней. В частности, вряд ли нужно зарекаться от мысли о том, что между государственно-монополистическим капитализмом и социализмом может быть переходный этап. Когда Ленин в «Грозящей катастрофе и как с ней бороться» писал о том, что между государственно-монополистическим капитализмом и социализмом промежуточных ступеней нет (эти слова часто цитируются), то, думается, он имел в виду не переход от капиталистического господства прямо к социализму, а нечто иное: возможность победы социалистической революции в России мыслилась как закономерный итог глубоких, решительно и последовательно осуществленных структурных преобразований экономики в виде переходных к социализму мер, с одной стороны, и перерастания революционно-демократического государства в государство диктатуры пролетариата, – с другой.