Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения

О чем тут идет речь: разве о праве историка изолировать одну, отдельно взятую страну? Напротив, сначала речь идет о глобальном законе неравномерности экономического и политического развития стран при капитализме. Что же это: внешний фактор? Или это внутренний закон жизни капиталистического мира? А в конце речь идет о том, что строительство социализма в одной стране есть форма борьбы против остального, капиталистического мира, т.е. не изоляция этой страны, а своеобразное усиление ее связей с другими: с одной стороны, она составляет один из полюсов мирового антагонизма, с другой стороны, она тем самым привлекает к себе в каждой из других стран движение угнетенных классов. Следовательно, ленинское положение о возможности победы социализма в отдельно взятой стране говорит о внутреннем антагонизме в масштабах человечества. Тут нет и намека на возможность абстрагировать историю этой страны от капиталистического мира, такой подход противоречил бы самой сути ленинской мысли.

Выходит, положение диалектического материализма о примате внутреннего не накладывается просто на понятие «страна». Плох был бы тот диалектик, который пытался бы определить состояние одной чаши на весах ее внутренней жизнью, считая другую чашу «внешним фактором». В античном мире такая граница, как «Римский вал», отделяет не одну «страну» от других, а сложную совокупность рабовладельческих территорий и популяций, охваченных некоей политической общностью, от множества окрестных, но неотторжимых от этой общности варварских племен и народов, где воспроизводится основная производительная сила самого античного общества. А как трудно определить, что внешнее и что внутреннее в эпоху феодальной раздробленности, в иерархии княжеств, уделов, вотчин. Словом, проблема внешнего и внутреннего для историка неизмеримо сложнее, чем кажется, если не утруждать себя раздумьем[572].

Психологически дело отягощается еще тем, что историки своим привычным словоупотреблением нередко персонифицируют страну и вносят антропоморфизм: «Англия стремилась…», «Россия опасалась…»

Что же такое страна? Чаще всего это понятие сближается либо с представлением о народе, либо с представлением о территории, очерченной государственными границами. Введение в проблему замещающего понятия «общество» вносит лишь дополнительную неопределенность, так как слово это многогранно и в общем довольно плохо принимает множественное число. Феодальное «общество», капиталистическое «общество» и социалистическое «общество» в нашей отечественной истории никак нельзя было бы приравнять к истории каких-то трех «стран». Напротив, история нашей страны переходила от одной формы общества к другой.

Сделаны попытки утверждать, что понятие «страна» раскрывается как «народ», «история страны» – как «история народа». Но в строго этническом смысле история одного народа почти никогда не пишется. История Франции включает историю бретонцев, эльзасцев, басков, история Англии – уэльсцев, шотландцев, а в то же время значительная часть французов и англичан рассеяна по разным странам. Редко кто пытался писать историю какого-либо народа в целом, причем только его. К тому же «народ» – далеко не константное этническое понятие. С.А. Токарев убедительно показал, что нет такого единого этнического явления во всех формациях и эпохах[573]. Племя – это принципиально иная общность, чем нация. При этом историки с равным успехом пишут историю многонациональных стран и однонациональных. Пишут их теми же методологическими приемами. Как видим, понятие «страна» ни в коем случае не тождественно понятию «народ».

Не тождественно оно и понятию «государственная территория»: историк свободно констатирует, что территория страны в разные исторические эпохи менялась.

Анализ понятия «страна» в конце концов показывает, что оно является как бы компромиссом между этнографией и политической географией. В известной мере история страны подразумевает процесс становления нации, народа, в большей мере – процесс становления государства. Понятие «история страны» все же ближе к понятию «история государства», чем к понятию «история народа». Имея в виду какое-либо современное государство с его границами и населением, историк проецирует его в прошлое, рассматривает многовековые изменения как постепенный путь к современному государству. Мы не ошибемся, сказав, что чаще всего слово «страна» и является в устах историка завуалированным синонимом государства. Не проявляется ли в этом некоторое наследие и влияние государственно-правового взгляда на исторический процесс?