Когда историк пишет историю страны, он, естественно, исходит из презумпции государственного суверенитета. Но что такое суверенитет? Это опять некое отношение, ибо вокруг изучаемого государства расположены народы и государства, не повинующиеся в принципе данной власти, как она, в свою очередь, не повинуется им (а неповиновение есть отношение не менее определенное, чем повиновение). Таким образом, повиновение внутри государства является оборотной стороной неповиновения вне его границ.
Политические границы – не просто внешние линии, разгораживающие государства, как и границы языков – не вакуум, а некое предельное психолингвистическое отношение: существует отношение непонимания на уровне логическом, на уровне синтаксическом, на уровне лексическом, предельная же концентрированность непонимания – на уровне фонологическом. Последнее оттеснено на границы языков, где нам не уловить не только смысл, но и не различить звуки. Это линии самого высокого напряжения. Кстати, как известно, политические границы довольно часто совмещаются с лингвистическими, хоть и не всегда.
Итак, тот, кто пишет историю страны, фактически в огромной степени разумеет под ней историю государства, а история государства не может и не должна быть абстрагирована от тех отношений, в каких оно находилось со своим населением и с властями вне данных государственных границ.
После этих замечаний мы можем полнее развить мысль, что, кроме истории страны, мыслима и другая манера изучения и изложения истории – синхронная история разных стран в их взаимосвязях и взаимных противоречиях. Это не будет просто историей внешней политики и международных отношений, хотя и включает ее в себя. Называли это «всемирно-историческим методом». Зачатки его можно видеть, например, в научном творчестве академика Р.Ю. Виппера. Однако обильные наблюдения не приведены им в систему и как-то смешиваются со сравнительно-историческим методом, имеющим совсем другую природу. Р.Ю. Виппер выделяет то сосуществование во времени и прямое или косвенное взаимодействие разнородных явлений на карте мира, то – сходство явлений, протекавших в разное время. Сравнительно-исторический метод («метод ассоциаций») не имеет прямого отношения к вопросу о перспективности синхронистического метода, т.е. рассмотрения судеб многих народов и стран в их одновременной связи. Необходимость последнего показывает, например, современный чешский историк Прушек на материале Евразии IX – VII вв. до н.э.: оказывается, ни один уголок, ни одна народность не могут быть поняты без других. Прушек ставит в центр внимания зону азиатских степей, где, по его мнению, сложились подвижные армии конных кочевников, косвенно определявшие судьбы народов на Востоке и на Западе.
Швейцарский лингвист Фердинанд де Соссюр произвел в свое время разделение языкознания на две науки: диахроническое языкознание и синхроническое. Можно воспользоваться этими терминами и некоторыми мыслями Соссюра для различения вертикального и горизонтального разрезов потока исторических явлений. Соссюр обнаружил, что диахроническая эволюция и синхроническая статика – в сущности два совершенно разных ряда, две разные дисциплины. Отдавая себе отчет в глубоком различии между лингвистикой и историей, скажем, что и для истории диахрония и синхрония представляются существенно разными и даже противоположными средствами познания (хотя практически они должны оказывать взаимную помощь друг другу). Синхронический срез взаимоотношений народов, государств, цивилизаций, вообще всех элементов жизни людей по какой-либо избранной дате или узкому периоду открывает сферу плодотворных научных исследований историка. Это будет выглядеть не как складывание друг с другом независимых единиц, а наоборот: любые отношения, различия, грани будут рассматриваться как внутреннее членение человечества. Применительно к языку Соссюр говорил, что в синхронии нет ничего, кроме различий. Синхронический срез на карте мира тоже не обнаружит ничего, кроме сложнейшего кружева различий разного типа, разного класса, разного содержания. Среди них границы между смежными государствами или между территориями народов и племен составят далеко не единственную сеть. Наряду с ними окажутся границы, т.е. отношения языков, культурных кругов, вероисповеданий, идеологий, так же как перепады, т.е. отношения экономических уровней, и различия хозяйственных областей, денежных систем и многие другие. Следовательно, ни в коем случае нельзя сказать, что в какой-либо исторический момент человечество состоит из стольких-то простых элементов, ибо разные системы противопоставлений наложены друг на друга.
Уже по одному этому невозможно было бы подсчитать для любой избранной даты, из скольких именно одновременных историй состоит история человечества. Вероятно, невозможно и ответить на вопрос, детерминировано ли чем-либо количество одновременных историй в разные эпохи мировой диахронии или число их совершенно случайно.