Прежде всего мне представляется неверным деление всех систем на механические и органические, исходя из различий логики структуры и логики процесса. В реальной науке, даже если ограничиться естественнонаучными системами, дело обстоит много сложнее. Одна и та же система, например, в термодинамике, характеризуется параметрами, одни из которых являются функциями состояния, другие – функциями, зависящими от ее «истории» (например, энергия, энтропия являются функциями состояния, тепловой же эффект реакции зависит от ее «истории»).
А.С. Арсеньев до известной степени прав, говоря о существовании механических систем в познавательном плане. К ним докладчик, по-видимому, относит логические системы, имеющие дедуктивный строй. Однако их объектом являются опять-таки определенные аспекты функционирования «материальных» систем, но не последние в целом.
Если рассмотреть под данным углом зрения науку, которую нельзя не отнести к саморазвивающейся системе, то ее движение имеет явно другой характер, чем это представляется А.С. Арсеньеву. Современная наука выросла не из некоего целого, детерминировавшего образование отдельных наук. Напротив, формирование последних предшествовало возникновению науки как целого, как системы фундаментальных наук с разнообразными направлениями. Процессы интегрирования отдельных наук не извечны и получили сколько-нибудь значительное развитие только на определенном этапе их истории.
Кажется, обвинение в антиисторизме, адресуемое в докладе современной науке, должно быть переадресовано автору. Достаточно ли он последователен при этом? Так, положение о радикальном изменении способа мышления в определенные эпохи плохо согласуется с идеей, что при всех изменениях этот способ в науке остается антиисторичным. Из тезиса, выдвинутого А.С. Арсеньевым, следует далее, что логика развития науки и логика деятельности ученого имеют различные «вектора». Остается, однако, не совсем понятным, каким образом система (наука) развивается в качестве органической, тогда как ее творцы, деятельность которых полностью детерминирована поставленными целями, являются «антиорганистами». Наконец, нельзя не согласиться с докладчиком, что одним из решающих свойств логики органических систем является критичность ее начала, критичность способа развития этого начала. Но если бы наука, в особенности современная, была лишена этой способности, этого качества, то она не смогла бы не только нормально функционировать, но и просто существовать. (Вместе с тем в процессе исторического развития науки выработан и «механизм», предохраняющий ее от крайностей критицизма, отмеченных бесплодием.)
Проблема преемственности и возникновения нового в науке, разумеется, достаточно сложна. Действительно, ученый прошлого, «переселенный» в настоящее, вряд ли смог бы понять язык и характер мышления современной науки, хотя бы потому, что ему надо было бы пройти для этого через ряд «понятийных» ступеней, каждая из которых представляла принципиальный скачок по отношению к предыдущей; прежде чем данный ученый завершил бы эту перестройку, наука в свою очередь поднялась бы на следующую ступень и т.д. Да и в том случае, когда изменение парадигмы (если пользоваться терминологией Т. Куна, на которого ссылался А.С. Арсеньев)[583]
происходит в жизни данного поколения ученых, «адаптация» их к новой парадигме проходит, как правило, весьма мучительно, а подавляющее большинство ученых чаще всего оказывается не способным творчески работать в ее ключе. Эта эмпирическая закономерность, по-видимому, не ограничена какой-либо отраслью знания или эпохой, а имеет достаточно широкий, чтобы не сказать всеобщий характер, требующий своего объяснения. Но то, что наука, человеческая мысль преодолевают так или иначе, с большими или меньшими утратами, эту трудность, свидетельствует не в пользу утверждения об антиисторизме науки.