Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения

Не выдерживает критики и упрек в преувеличении Энгельсом роли царской России как главного оплота европейской реакции. Россия Александра III действительно была самым реакционным государством европейского континента, народы Российской империи не пользовались даже самыми элементарными и ограниченными правами, которыми обладало население реакционной Германии. Напомним, что даже несколькими годами позднее Ленин говорил о Российской империи как о европейском жандарме, постоянном и вернейшем оплоте всякой реакции (кстати, несправедливо было и утверждение о том, что Энгельс рассматривал Россию как чуть ли не единственную силу, способную начать европейскую войну. Напротив. В ряде работ и многочисленных письмах того времени Энгельс доказывал неспособность царского абсолютизма самостоятельно вести победоносную войну, говорил о значительном ослаблении его военной мощи).

Итак, правильно понять систему взглядов Энгельса можно, только рассмотрев все его высказывания по данному вопросу, во-первых, и анализируя ту обстановку, в которой они были сделаны, во-вторых. Между тем в статье И.В. Сталина не было осуществлено ни то, ни другое. В сущности, его критические замечания мешали разоблачению легенды, созданной социал-шовинистами для оправдания своего предательства. В то же время эта критика способствовала появлению в нашей исторической литературе попыток обелить внешнюю политику царизма. Поэтому было бы весьма полезно обстоятельнее разобраться в существе критических замечаний на статью Энгельса, детально проанализировать всю систему взглядов Энгельса и Ленина на международную ситуацию 70 – 90-х годов XIX в.

М.С. Альперович

Одной из уязвимых сторон доклада И.В. Бестужева является известная тенденция к генерализации формулировок. Докладчик, правда, подчеркивает, что соответствующие оценки прогрессивности, справедливости и т.д. следует принимать с рядом поправок и оговорок, что надо учитывать как цели каждого внешнеполитического акта или войны, так и их результаты, последствия. Но у меня сложилось впечатление, что речь идет все же о попытке дать в конечном счете какую-то постоянную, годную на все случаи формулу.

Может быть, было бы правильнее не пытаться находить единые критерии оценки, а проводить различие, – как это делает докладчик на ряде конкретных примеров – между самим явлением, его сущностью, характером той или иной войны и ее результатами и последствиями. Коль скоро речь идет о категориях различного порядка, то и применение их не может быть одинаковым. Надо также диалектически различать две стороны явления: негативную и позитивную.

Мне представляется, в частности, что критерии прогрессивности, справедливости (как и противоположные им) не обязательно применять по отношению к каждой войне или тем более к внешнеполитическому акту. В прошлом можно найти немало таких войн, в ходе которых проявилось столько противоречивых и взаимно исключающих тенденций, что даже с любыми оговорками и поправками вряд ли возможно сейчас ретроспективно дать им однозначную оценку.

Я позволю себе привести пример из эпохи освободительных войн первой четверти XIX в. в Латинской Америке, где самым сложным и причудливым образом переплетались экономические, социальные, политические, национальные и иные противоречия. На протяжении многих лет испанские колонии, входившие в состав вице-королевства Рио-де-ла-Платы, вели борьбу за независимость, в ходе которой образовались республики Аргентина, Парагвай, Уругвай, Боливия. В процессе освободительной революции между колониями возникли серьезные разногласия, неоднократно выливавшиеся в вооруженные конфликты. Господствующие классы Буэнос-Айреса добивались объединения всей территории бывшего вице-королевства в одно государство, где им была бы обеспечена гегемония. Они исходили из того, что только такое централизованное государство будет достаточно прочным и жизнеспособным. Напротив, патриоты Уругвая, Парагвая, Боливии, стремясь к освобождению от колониального ига Испании, отвергали в то же время гегемонистские притязания Буэнос-Айреса. И в результате в бассейне Ла-Платы сложилось не единое государство, а несколько самостоятельных республик.