Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения

Как мы должны оценивать этот факт, какую из двух тенденций считать более прогрессивной? Ведь каждая из них несомненно имела свои экономические и политические предпосылки. Кроме того, за полтора с лишним столетия, прошедших после указанных событий, к прежним факторам прибавились развившиеся за это время национальные традиции, рост национального самосознания и т.д. Конечно, современные аргентинские историки утверждают, что если бы в свое время на Ла-Плате было создано единое государство, то, возможно, история этого района сложилась бы по-другому и все было бы гораздо лучше. Уругвайские и парагвайские историки, в свою очередь, доказывают правомерность того, что их предки упорно отстаивали национальную независимость. Но и та и другая позиции вряд ли могут претендовать на объективность. Объективный же, непредвзятый анализ этого сложного вопроса приводит к выводу о невозможности и даже ошибочности любой однозначной оценки противоположных тенденций в освободительном движении первой четверти XIX в. на Ла-Плате.

Эта проблема имеет, на мой взгляд, весьма актуальное значение, потому что, если мы обратимся к современности и проследим за процессами, протекающими в Африке, то увидим там явления аналогичного порядка: идет борьба между отдельными молодыми государствами, и иногда трудно, а подчас просто невозможно дать определенный ответ на вопрос о том, кто прав, а кто виноват, что более, а что менее прогрессивно и т.п. Для правильного ответа на эти вопросы надо учитывать всю совокупность обстоятельств, исторических и национальных традиций, наконец, суверенное право народов в определенных условиях решать свою судьбу так, как большинство народа считает более разумным и целесообразным. И с этого момента такое решение также становится фактором истории, который нельзя сбрасывать со счета.

А.М. Станиславская

Мне кажется, что одним из следствий недостаточной разработанности методологических основ исторической науки является неустойчивость в оценке войн и внешней политики. От людей, не занимающихся непосредственно историей, сплошь и рядом приходится слышать упрек, что ни в чем другом мы, историки, не выступаем так часто с субъективными и даже противоположными оценками, резко сменяющими друг друга, как в вопросе о войнах.

Широким читателем наши тонкие разграничения между прогрессивным и справедливым иной раз просто не улавливаются. Если историк-специалист отмечает прогрессивность данной войны, читатель воспринимает это как оценку морально-этическую, говорящую о справедливости войны. Но дело еще и в том, что самое понятие прогрессивности, как мы его применяем, открывает известную возможность для неточной и даже апологетической оценки. Отмечая, к примеру, прогрессивность тех или иных внешнеполитических акций или войн русского царизма, историки сплошь и рядом рассуждали так: если данное явление прогрессивно, то оно является и исторически оправданным, а следовательно, заслуживает целиком положительной оценки.

Немало в этом отношении неправильного, по-моему, содержит широко известная и очень популярная формула о необходимости разграничивать субъективно реакционные цели и объективно прогрессивные результаты тех или иных внешнеполитических акций царской России. В общей форме это, конечно, верно. Совершенно ясно, что цели и последствия далеко не всегда совпадают. Но мне кажется, что под пером некоторых наших историков происходил своего рода разрыв этих целей и последствий. Цели русского царизма оценивались как реакционные, когда же шла речь о последствиях внешней политики царизма, столь же решительно отмечалась прогрессивная их сторона. При этом забывался один очень важный, на мой взгляд, момент, а именно то обстоятельство, что и последствия внешнеполитических акций имели отнюдь не только прогрессивный, но в ряде случаев реакционный характер. Ибо реакционные цели не могли не накладывать свою печать и на результаты. К тому же царизм сплошь и рядом делал минимум того, что в данный момент требовала историческая обстановка. Внешнеполитические цели, имевшие частично прогрессивное значение, в какой-то мере совпадавшие с национальными устремлениями и объективными задачами освободительных движений некоторых народов, царизм реализовал в такой форме, которая (и не только субъективно, но и объективно) отвечала чаще всего потребностям общеевропейской реакции.

Мне кажется, что И.В. Бестужев недостаточно развил те идеи основоположников марксизма-ленинизма, которые он привел в своем докладе. А из этих высказываний следует, что оценка тех или иных внешнеполитических акций должна проводиться с той точки зрения, какие последствия эти акции имели для развития не только данного народа, не только данной страны, но и для всей формации, а шире говоря – человечества в целом. В моих попытках найти более общий, всеобъемлющий критерий для конкретной оценки внешнеполитических акций эти мысли классиков являются основными.