Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения

Неверно, недостаточно было бы анализировать, скажем, борьбу балканских народов – Сербии, Болгарии, Греции – за освобождение от турецкого ига с точки зрения интересов одних этих балканских народов, оценивать эту их борьбу как прогрессивную и справедливую (а мы все оцениваем ее подобным образом) лишь потому, что она имела своими последствиями складывание национальных независимых государств на Балканах. Но возможна и такая постановка вопроса: болгарам, грекам, сербам войны России против Турции дали свободу, национальную независимость, экономические условия развития, но для Турции эти же события имели или могли иметь отрицательное значение. Что же главное? То, о чем говорили основоположники марксизма-ленинизма, – именно интересы развития Европы, всего человечества. В то время потребности восходящей капиталистической формации требовали создания балканских национальных государств, и потому, исходя из этого критерия – прогрессивного движения всемирной истории, – мы вправе рассматривать это образование независимых балканских государств как прогрессивный и справедливый общеисторический факт.

У нас же, к сожалению, объективный критерий прогрессивности подменяется иной раз, под пером некоторых историков, узким критерием практической полезности, выгодности той или иной войны, дипломатической акции или договора для данной страны. Происходит, таким образом, замена классового критерия иным, который уже трудно назвать материалистическим, марксистским. С этой точки зрения я положительно оцениваю данную в докладе И.В. Бестужева постановку вопроса о разработке критериев исследования внешней политики и войн.

М.Я. Гефтер

И.В. Бестужева упрекали в недостаточной историографичности доклада. Я бы уточнил упрек: не хватало не обзора или, тем более, не разбора литературы вопроса (мыслимо ли это в одном докладе?), по попытки выяснить более общие причины трудностей, которые испытывает современный исследователь-марксист при изучении внешней политики и войн, при оценке их характера. Почему, в частности, столь остро ощущается потребность ввести в эту сферу дополнительный – этический – критерий?

Ссылки на аксиологию сами по себе ничего не объясняют. Более определенно соображение И.В. Бестужева, выделяющего критерий справедливости на том основании, что это понятие тождественно требованиям коммунистической морали. Получается своеобразная подстановка пролетариата в эпохи, когда его еще не было и быть не могло. Можно согласиться с докладчиком, что нормы, которыми руководствуется коммунизм, не им одним созданы, что они выросли из исторического движения человечества и потому применимы и к его прошлому. По отношению к революционным, освободительным войнам это как будто не требует доказательств. Сложнее ответить на другой вопрос: допустимо ли называть справедливыми с нашей точки зрения явления, которые неотделимы от насилия эксплуататорских классов, от жестокости и вероломства, проникающих в историю внешней политики и в тех случаях, когда она выражала передовые для своего времени экономические и социально-политические интересы, тенденции?

По мнению докладчика, это «несправедливые прогрессивные явления». Сказать иначе, значит допустить бестактность по отношению к истории. Думаю, что в такой постановке вопроса есть нечто от «социализма чувств». Если движение истории в течение долгого времени могло совершаться только через смену форм и типов угнетения человека человеком, то не будет ли упрощением относить к справедливым лишь цели и иллюзии, которыми руководствовались люди в борьбе с данной формой гнета, и не считать справедливыми объективные результаты этой же борьбы? В противном случае самое понятие «справедливость» теряет исторический смысл. С другой стороны, исторический взгляд требует не только отделять справедливое от несправедливого в каждую эпоху, но и видеть закономерность превращения справедливого в несправедливое. Стоит вспомнить истолкование, данное Энгельсом гегелевской формуле «все действительное разумно», формуле, которая – в соответствии с гегелевской же диалектикой – означает: все действительное в человеческой истории становится со временем неразумным, следовательно, говорит Энгельс, оно заранее обременено неразумностью. В применении к проблеме оценки это значит, что с точки зрения марксизма в исторической оценке всегда содержится элемент «оправдания», но не сам по себе, а как часть и условие наиболее глубокого, революционного и объективного отрицания, преодоления и обновления действительности. Первая сторона неотделима от второй, как историзм неотделим от нравственного принципа коммунистического мировоззрения.