Король Эгфрит, восхищенный неутомимостью, трудолюбием и благочестием достопочтенного Бенедикта, позаботился приумножить земли, подаренные для возведения монастыря, и пожаловал ему дополнительные сорок фамилий. В следующем году[1188]
с одобрения, а вернее, по настоятельной просьбе короля, Бенедикт отправил туда около семнадцати монахов под началом аббата, или пресвитера, Кеолфрида[1189] для постройки монастыря во имя блаженного апостола Павла[1190] с тем, чтобы между этими двумя обителями вечно царили мир и согласие, тесная дружба и благодать. И как тело нельзя отделить от головы, благодаря которой оно дышит, а голова не может обойтись без тела, благодаря которому живет, так и эти монастыри, соединенные братскими узами первых апостолов, никто не посмеет разъединить[1191].Этот Кеолфрид, которого Бенедикт поставил аббатом, был его усердным помощником со времени основания первого монастыря. В свое время он вместе с ним ездил в Рим, чтобы учиться и поклоняться святыням[1192]
. В то же время Бенедикт сделал аббатом Эостервина[1193], пресвитера монастыря блаженного Петра, поставив его управлять этим же монастырем, чтобы облегчить посредством неутомимости своего возлюбленного соратника нелегкий груз, с которым не мог справиться в одиночку. Пусть никто не сочтет странным то, что у одного монастыря были одновременно два аббата: к этому привели постоянные поездки Бенедикта на благо обители, его частое отсутствие и риск возвращения через океан[1194]. История гласит, что и блаженный апостол Петр по необходимости возвел сразу двух подчиненных ему предстоятелей в сан епископа для управления Церковью. А великий аббат Бенедикт, согласно папе Григорию[1195], мог поставить над своими учениками целых двенадцать аббатов не для умаления, но для возрастания братской любви.Сей муж взял на себя заботу о монастыре в девятый год после его основания и управлял им до своей смерти, случившейся четыре года спустя. Он имел благородное происхождение, но использовал это не для хвастовства и презрения к другим, как поступают иные, но лишь для умножения благородства души, как подобает служителям Бога. Эостервин был двоюродным братом его аббата Бенедикта, но душевные помыслы обоих были столь высоки, что благородное происхождение в миру значило для них ничтожно мало; как один, придя в монастырь, не пытался возвыситься над другими из-за своего положения или кровного родства, так и другой даже не думал предлагать ему это. Посему этот добродетельный юноша, разделяя со своими братьями кров и пищу, всегда и во всем соблюдал установленный порядок. Хоть он и был прежде военачальником короля Эгфрита, но, оставив мирские дела, отложив оружие и посвятив себя брани духовной, он настолько усмирил себя и уподобился другим братьям, что вместе с ними охотно веял, молотил, доил овец и коров, с удовольствием трудился на мельнице, в саду, на кухне и исполнял прочие работы. Да и приняв сан аббата, он не изменил своих привычек, относясь ко всему согласно наставлениям одного мудреца, сказавшего: «Если поставили тебя старшим на пиру, не возносись, будь между другими, как один из них[1196]
— кроткий, приветливый и добрый ко всем».По необходимости ему приходилось наказывать нарушителей установленного порядка, но чаще по обычаю любви, присущему ему от рождения, он увещевал монахов, чтобы побудить их не грешить, не омрачая свет его лица тенью беспокойства. Часто, отправившись по монастырским делам и увидев занятых чем-то братьев, он присоединялся к ним в работе: или, взявшись за рукоять, направлял движение плуга, или укрощал железо при помощи молота, или тряс веялку и так далее. Ведь он был молод и полон сил, а также красноречив, бодр духом, щедр в даяниях и пригож лицом. Ел он всегда в одной трапезной с братьями и спал в той же келье, где и раньше, до того, как стал аббатом. Даже заболев и уже зная по верным признакам о приближении смерти, он еще две ночи оставался в общей спальне. Но потом, за пять дней до своей кончины, он попросил перенести себя в более уединенное помещение. Находясь там, он в один из дней призвал к себе всех братьев и по своему обыкновению одарил каждого из них поцелуем мира, пока они проливали обильные слезы, оплакивая уход своего отца и наставника. Он почил накануне мартовских нон[1197]
, ночью, когда братья пели псалмы на утренней службе. При поступлении в монастырь ему было двадцать четыре года; он прожил там двенадцать лет, семь из них был священником, а четыре года управлял монастырем; так, покинув бренное тело и смертные члены[1198], он устремился в Небесное Царствие[1199].