История Финляндии. Время императора Николая I

На юбилейном акте 1869 г. в С.-Петербургском университете было сказано, что вторая половина 30-х и начало 40-х годов явились самым поэтическим и самым производительным временем его существования; тогда выдвинулись лучшие его ученые силы, сложились студенческие песни и проч. Даже враги устава, например, Спасович, свидетельствуют о том, что это время было лучшим временем существования Петербургского университета. Университет этой эпохи был, по его словам, «не немецкий, не французский, не английский, но свой оригинальный — русский, такой, каким его создали потребности общества». Галахов называет 40-е годы «временем усиленного интеллектуального движения», «выдающимся пунктом культурного прогресса». Ф. И. Буслаев признает сороковые годы эрой обновления университетского строя. Университеты наши стали в уровень с европейскими. Число студентов возрастало: в 1836 г. их было 2 тыс., а в 1848 году — 4 тыс. Представители нежелательных направлений — Магницкий, Рунич, Фотий, Аракчеев — были устранены.

Сороковые годы составили эпоху в истории развития наших общественных движений. Они послужили основой наших самостоятельных научных исследований. Им Россия обязана многими крупными художественными и литературными силами. Они подготовили родине просвещенных исполнителей реформ Царя-Освободителя.

Материально школы при Николае I были поставлены в лучшее положение, чем находились прежде. Уваровские гимназии стояли выше последующих классических гимназий, в виду того, что давали значительную свободу ученикам старших классов и самостоятельное положение учителю.

К сожалению, события 1848 г. поколебали доверие Государя к гуманитарной школе. Школа, как на Западе, так и у нас, была выставлена главным источником революционных идей, почему против неё направлен был ряд стеснительных распоряжений. Прекратились отпуски и командировки заграницу; число своекоштных студентов сокращено, а это, в свой очередь, повело к значительному уменьшению общего контингента университетских слушателей. Студенты подверглись более бдительному надзору.

Преподавание философии в высших учебных заведениях было признано «не соответствующим видам правительства и не обещающим благоприятных последствий», почему министр распорядился (в янв. 1800 г.) ограничить преподавание философии логикой и психологией. Чтение логики и психологии поручено было профессорам богословия, которые должны были «сроднить» их с истинами Откровения.

В период этой «моровой полосы» юридический факультет лишился целого цикла наук, но зато получил целый ряд специальных курсов русского законодательства; на философском факультете состоялось учреждение кафедры русской истории и литературы славянских наречий.

Государь, несомненно, желал и стремился увеличить учение, но его остановил страх, что оно породит в его царстве революцию. Он желал науки и не хотел, чтобы кафедры и аудитории превратились в орудия политической пропаганды. Создалось новое трагическое положение Николая I, причина которой пришла извне.

Цензурный Устав 1826 г., прозванный «чугунным», вышел из под пера министра народного просвещения, адмирала Шишкова и кн. Ширинского-Шихматова. По этому уставу запрещалось печатать книги, наполненные бесплодными и пагубными мудрствованиями новейшего времени; книги о правах и законах, основанных на теории об естественном состоянии, о договоре, о происхождении власти не от Бога, и, наконец, предлагалось обращать внимание на цель и дух исторических и географических сочинений. Устав воспрещал произведения, возбуждавшие против правительства, или неблагоприятные для монархического правления, а также всякие предположения о преобразовании каких-либо частей государственного управления, пока правительство само не предложит их. Нельзя было писать о власти, чтобы не ослабить «должное к ней почтение» и «чувства преданности, верности и добровольного повиновения». Нельзя было оглашать чего-либо обидного для иностранных держав, особенно членов Священного Союза.

Между прочим, закон о цензуре требовал, чтобы статьи о Польше и о Финляндии заимствовались исключительно из официальных варшавских и гельсингфорсских газет (§ 148).

Устав 1828 г. ввел значительные смягчения. Общая цель, поставленная цензуре, сводилась к наблюдению за вредными изданиями. Цензуре вменялось в обязанность обращать внимание на дух книги, принимая за основание ясный смысл речи, не дозволяя произвольного толкования оной в дурную сторону и «не делая привязки к словам и отдельным выражениям».

Таковы главнейшие положения закона. Ничего «драконовского» они в себе не заключали и, тем не менее, цензурная хроника Николаевской эпохи представляет обширный скорбный лист, с длинным перечнем преждевременно погребенных изданий; литература же непрерывно была поставлена в положение усиленной охраны, при чем каждый литератор чувствовал себя контрабандистом.