История Финляндии. Время императора Николая I

Иногда из общего правила финляндской замкнутости и русско-финской разобщенности мелькало светлое исключение и вновь скрывалось на долгие туманные годы. Таким отрадным лучом была закладка православной церкви, накануне тезоименитства Императрицы Александры Феодоровны. — Закладка эта превратилась в общее торжество жителей Або. Православное духовенство в торжественной процессии вышло на Александровскую площадь, где собрались высокопоставленные лица, представители офицерства, гофгерихта, губернского управления, магистрата; тут же на эстраде находились дамы, как православного, так и лютеранского исповедания. Площадь была полна народа. Люди виднелись даже на крышах. При пении молитв состоялось торжество. После него два русских купца дали блестящий завтрак. Все разошлись «с взаимными пожеланиями счастья и благополучия православному приходу». Разошлись и кажется более не встречались. Предстояло освящение абоского лютеранского собора. Пригласили русских военных музыкантов, но скоро финляндцы раздумали, решив, что иноверным не место на религиозном торжестве.

Совместная жизнь не налаживалась, обычного повседневного сближения не было, взаимное доверие не устанавливалось. — Даже в нашей столице финны устроились особым мирком. В Петербурге финляндцы имели свой приход. В виду того, что их соотечественники не понимали русского языка, они испросили разрешение построить свою больницу и свое подворье, для продажи продуктов сельскохозяйственного производства.

Никакой программы, никакой последовательности в отношениях к финляндцам у нас не наблюдалось. Одни представители русской власти стремились к сближению, другие — взирали на него с холодным равнодушием. А. А. Закревский, видя, что между русскими и финляндцами не было ни согласия, ни доверия, испросил повеление о пересмотре существующих постановлений, которые препятствовали сближению, и о замене их другими. Государь искренно желал сближения русских с жителями Финляндии и потому одобрил меры своего генерал-губернатора. Да и политическая мудрость требовала, чтобы присоединенный край не чуждался своей метрополии.

Для достижения желаемого и возможного единения Финляндии с Россией, нередко законоположения, введенные в Империи, сейчас же распространялись на северную её окраину.

2 марта 1827 г. генерал-губернатор Закревский передал для исполнения Высочайшее требование, чтобы заготовлен был проект манифеста о финляндцах, «которые решатся переселиться в чужие края». Им воспрещалось возвращение на родину, «ибо таковых недостойных сынов отечества правительство не останавливает», но они теряют все права на всякое наследство в Финляндии. Мысль об издании подобного манифеста возникла, вследствие переселения в Швецию барона Густава Вреде. Разрешение оставить Финляндию ему дано было Сенатом, который, однако, не доложил об этом Государю, как того требовал манифест 6 февраля 1812 г.

Дух времени был таков, что на каждого удалявшегося за границу и каждого иностранца, приезжавшего в край, администрация бросала косые и подозрительные взгляды. За всеми следили. Из Швеции приехал известный путешественник Маринер и губернатор Л. Гартман стал внушать Меншикову, что «во всех этих путешествиях нельзя видеть лишь научную цель... Г-на Маринера сначала очень ласкали при стокгольмском дворе... Лучше остерегаться», и он обещает не упустить его из вида (15 июля 1839 г.)

Из пограничных мест Империи приказано было доставлять «семидневные ведомости» о всех прибывавших в Россию иностранцах. Для единообразия не была обойдена и Финляндия, и требуемые сведения должны были поступать в III Отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии. Генерал-адъютант Бенкендорф интересовался также сведениями об иностранцах, принявших русское подданство. Это требование применили и к лицам, домогавшимся получить финляндское гражданство.

В виду того, что за приезжавшими иностранцами, установлен был особый надзор, письма абоского коменданта П. Турчанинова пестрят указаниями на датского купца, шведского посланника, стокгольмского фабриканта и т. п. Если они являлись без паспортов, предъявленных Российской Миссии, то немедленно высылались обратно заграницу. Исключение делалось для иностранных курьеров, посланных с поручением нашему правительству.

Е. В. Иванов держался того мнения, что Финляндия «более и более делается предметом любопытства», и что предполагавшееся тогда пароходное сообщение Або и Гельсингфорса со Швецией откроет большую возможность «неприязненным иностранцам наводнять Финляндию и еще более делать ненавистной власть России». В течение 1838 г. Або посетили 646 иностранцев, из них половина — шведы.