«Осторожность никогда не излишня, — рассуждает наш наблюдатель. — Смерти бояться не должно, но лучше умереть с оружием в руках, нежели курицей под ножом». Исходя из этого положения, Иванов указывает на разбросанность русских войск по обывательским квартирам. Мнение Иванова кн. Меншиков признал неосновательным, но, однако, решил вытребовать его к себе, для дачи более обстоятельных указаний. Продолжавшиеся наблюдения Е. Иванова (октябрь 1837 г.) не вселили в нем доверия к финляндской преданности. Он подметил, что финляндцы употребляли большие старания скрывать то, что им нежелательно доводить до сведения русских властей, и делать неважным важное, когда это им выгодно и нужно. Финны изувечили двух казаков, и даже губернатор Л. Г. Гартман не склонен был донести об этом событии. «Отчего? — спрашивает Е. Иванов. — Тут нет заговора, но есть ненависть к русским, и она велика и обща». «И многие из лучших финляндцев и из тех, кои кажутся к нам приверженными, поверьте, в душе — финляндцы. Дай Бог, чтоб это была неправда, чтоб я обманывался, но кавалеристы не верят лошади, даже смирной». В то же время Е. В. Иванов признает «чрезвычайную привязанность» финляндцев к Александру I.
«Странно, женщины-финляндки, как из лучшего состояния, так и из простых, вовсе не разделяют неприязненности мужчин-финляндцев к русским и к России; напротив, они весьма привязаны к русским; только некоторые старухи не жалуют русских». Прошло более 25 лет со времени присоединения Финляндии, но простой народ, — по наблюдению Е. В. Иванова, — продолжал думать, что Швеция несравненно сильнее России войсками, и пожелай только «наш король», то Финляндия опять будет его. Финны недовольны, что высокая шведская пошлина закрывала доступ их товарам в Швецию. Петербурга финны Новой Финляндии не знали, русских денег боялись, русским не верили. Русские деньги брали лишь для оплаты казенных податей, да за перевозку почты (май 1837 г.). Финнам не нравилось, что название ландсгевдинг было заменено словом губернатор.
Но особенно Е. В. Иванов насторожился, когда заметил, что у финляндцев стали возникать разные общества. Надо полагать, что тут Е. В. Иванов платил общую дань духу времени. В 1837 г. Гартман образовал в Або Финляндское ботаническое общество, для разведения в Або ботанического сада. Е. Иванов, зная скупость финляндцев, заподозрил в затее политическую цель. «Впрочем, — прибавляет он — это моя собственная догадка, которая может быть и не подтвердится; но — простите мне — не верю я финляндцам, не положу им пальца в рот, хотя и пользуюсь привязанностью их». Общество стрелков в Або расстроилось, и E. В. Иванов предполагал, что на смену его явилось ботаническое общество (сентябрь 1837 г.). В ноябре 1837 г. Гартман задумал охотничье общество — общество егерей, и Е. Иванов опять в тревоге. «Общество сие будет иметь возможность везде быть, собираться и совещаться. Комендант Дершау, хотя благонамеренный, но тихий и ленивый, не всегда будет присутствовать в сих собраниях. До сих пор не видно, однако, ничего подозрительного, политического», — честно заявляет этот строгий наблюдатель. Когда общество егерей выстроило для себя дом, для обучения стрельбе, Е. Иванов особенно встревожился. «Здесь кажется скрытая, отдаленная цель; время покажет, основательно ли подозрение мое». В Европе было неспокойно, России финляндцы не любили. Все это беспокоило патриота. E. В. Иванов неодобрительно посматривал даже на финляндские пароходы. Один из них в 90 лошадиных сил, по его мнению, слишком велик для Або, даже для всей Финляндии» (ноябрь 1837 г.).
E. В. Иванову нельзя отказать ни в уме, ни в наблюдательности; хотелось бы сказать, что он излишне подозрителен и недоверчив, но теперь, когда перед нами развернулась Финляндия последних лет, мы должны признать в E. В. Иванове большую прозорливость и основательное изучение финляндского характера.
Русские уживались в крае хорошо. Тихая, дешевая жизнь, отсутствие обременительной роскоши привязывали их к стране. «Я говорил со многими образованными офицерами, и все они хвалят Финляндию», — отметил в своих путевых воспоминаниях Фаддей Булгарин. Привлекательной оказывалась и нравственная сторона финнов. Нравственность стояла высоко вследствие того, что города были малы, крестьяне жили отдельно, а помещики проводили время в своих мызах. При таких условиях, все знали друг друга, каждый смотрел на соседа, и потому семейная жизнь удерживалась в пределах, предназначенных законом и общественными требованиями.