История Финляндии. Время императора Николая I

В 1842 г. появляется его «Альманах в память 200-летия юбилея Императорского Александровского университета»; он организует отдельную русскую библиотеку; он наблюдает за изданием шведско-русского словаря. Труд этот начал в 1841 г. чиновник статс-секретариата Хурнборг (Hornborg); над словарем работал еще профессор Эрстрем (Ehrström), но Мерман и Грот переделали, исправили и окончили эту большую и полезную работу. Я. К. Грот вращался в высших кругах Гельсингфорса, он объехал Финляндию, побывал в её главнейших городах, познакомился с её литературным и ученым миром. Много писал о ней, много переводил для неё, составил учебники, применяясь к требованиям времени. Вообще он вел порученное ему дело широко, умно и не только старательно, но в высшей степени добросовестно. Он искренно полюбил Финляндию, он сердечно желал вселить в других расположение к ней и в то же время вызвать в финляндцах интерес и расположение к России. Какой теплотой и искренностью дышат письма Я. Грота И. Рунебергу! «Знакомство с Рунебергом и Лённротом — дорогое и неизгладимое воспоминание лучших лет моего пребывания в Финляндии», — читаем в письме Якова Карловича.

Друзья (Грот и Плетнев) многократно обдумывали, как лучше изучить Финляндию, как существеннее помочь ей, как целесообразнее поставить преподавание русского языка. «Перевертывайте перед ними разные русские статьи, чтобы возбудить в них любопытство к русскому языку. Я все надеюсь, что с нынешнего лета произойдет заметная перемена в их образе мыслей на счет русских. Рескрипт Наследника, ответ их на русском языке, появление журнала, где столько говорится о Финляндии, знакомство ректора с таким множеством финляндских фамилий, все это для Гельсингфорса — эпоха. По крайней мере, со мной так думает Ал. Армфельт», сообщал А. П. Плетнев.

Не упускал Я. К. Грот также случая побеседовать и посоветоваться с видными местными деятелями. «В кабинете Гартмана застал я Котена, и мы втроем разговаривали, более всего о средствах поднять учение русского языка в Финляндии. Это доставило мне много новых идей».

П. Плетнев и Я. Грот оказали большую услугу Финляндии не только тем, что обдумали и установили план преподавания русского языка в крае, но они внесли и передали свой любовь и расположение к Финляндии во Дворец Русского Монарха и его августейшей семьи. Благодаря горячим стараниям друзей, увлеченных финляндцами, они были аттестованы Государю с наилучшей стороны. «Я сказал Наследнику Цесаревичу, — пишет П. А. Плетнев — как его рескрипт был принят с восхищением финляндцами и дал ему самое выгодное понятие об этом народе и самой стране. Вел. Кн. Ольге Николаевне описал праздники. Думаю, что они оба будут заинтересованы нашими земляками»... Из другого его письма узнаем, что Вел. Кн. Ольга Николаевна продолжала рисовать портрет, «а я предложил ей чтение вашей статьи о финской поэзии. Нам часто приходилось говорить о вас и о Финляндии. Она очень умно заметила, что там должно быть особенно привлекательно, потому что кто ни побывает в Финляндии, все ее до безумия хвалят; она в пример привела Демидову (Аврору Карамзину), которая всякий раз с умилением вспоминает о своей родине. Разумеется, я не поскупился на похвалы нашей матушки чухонщины»... «Да я же и по пристрастию к финляндцам не захочу перед кем-нибудь представить их туполобыми или вздорными»... «Когда я вообще хвалил финляндцев, Великий Князь прибавил, что они честны и благородны». Прекрасная и доброжелательная душа Я. К. Грота еще раз раскрывается в следующих его словах: «Записка, поданная Наследнику, есть дело, за которое вся Финляндия должна быть благодарна вам (Плетневу). Дай Бог, чтобы эта записка возбудила в Его Величестве участие к краю». Лучшей рекомендации Финляндии, чем дали ей русские друзья при Дворе, трудно было придумать; более горячей пропаганды, чем они вели, не могли вести и сами финляндцы.

Миссия Грота заключалась в насаждении в Финляндии русского языка. Взаимное понимание — важнейшее средство сближения. Для этого финляндцам приходилось ознакомиться с русским языком. Шаги в этом направлении делались, но слабые и нерешительные. Власти и учреждения видели, что невозможно обойтись без общего государственного языка, но всегда ограничивались полумерами.