Во всей финляндской литературе того времени можно отметить главным образом лишь Рунеберга да Калевалу (1835 г.), но их было достаточно, чтобы из этого десятилетия создалась эпоха для финской народности.
Одновременно с названными газетами существовало несколько финских. — «Благочестивые Известия» (Hengellisiä Sanomia» 1836 — 1838 гг.) являлись переводом шведской газеты того же названия; «Улеоборгские еженедельные известия» (Ouluii Viikkosanomat 1829 — 1841, 1852 — 1871), «Пчела» (Mehiläinen — 1836 — 1837, 1839 — 1840), «Вестник Выборга» (Sanan Saattaja Viipurista 1833 — 1842. г.).
В 1834 г. поручик Грипенберг начал издавать «Еженедельный Журнал», предназначенный для учителей; но на второй год он уже прекратился. В Выборге, имевшем значительное немецкое население, выходил (1821 г.) в течение года немецкий журнал «Выборгское кое-что». Затем в течение десяти лет на немецком языке выходили «Семидневные Ведомости», Число подписчиков их было крайне ограничено: «Улеоборгские Известия» имели 147, а «Пчела» — только 119. Условия издания их представляли иногда очень большие затруднения. Редактор «Пчелы» жил в Каяани, а газета печаталась в Улеоборге, причем почта между этими городами ходила раз в неделю.
В 1844 г. в финляндской периодической печати наблюдается некоторое оживление: в семью газет шумно вошел И. В. Снелльман со своей еженедельной «Саймой», которую стал печатать в Куопио. Он заявил, что его издание будет заключать в себе «всякую всячину и еще кое-что или «почти ничего», т. е. «все то же, что можно встретить в других газетах». Он заверял, что его газета будет полезной, она будет забавлять, давать просветительное и занимательное чтение, но особенно станет придерживаться родного. На знамени «Саймы» Снелльман написал: один язык — одна нация.
Снелльман заговорил громко и властно. Трубные звуки Куопиоского оракула разбудили многих. Особенно глубоко запал голос «Саймы» в юные сердца академической молодежи. Студенты стали стыдиться незнания финского языка. Снелльман, будучи умен и вместе с тем и самонадеян, ожесточенно напал на своих собратьев по публицистике, трактуя их, как добреньких, но глупеньких. «Вероятно он думал, писал Я. К. Грот, что все они... в прах повергнутся перед ним, но они преисправно огрызаются как между собой, так и против него. Впрочем, «Сайма», в самом деле, самый лучший из здешних листков, часто содержит в себе общезанимательные статейки, особливо по предметам, касающимся прямо Финляндии и национального языка. С некоторого времени это сделалось песней всех здешних газетчиков».
Снелльман боролся и будил. Его орган «Сайма» умно и смело разъяснял общественные вопросы, поддерживая всякое живое дело. Его задорный тон и критика правительственных распоряжений создали ему много врагов, и в конце 1846 г. «Сайму» закрыли.
Снелльман не желал положить оружия. Его друг Лённрот испросил разрешение издавать в том же Куопио «Литературный Листок». Власти знали, что за спиной скромного Лённрота стоял Снелльман, но разрешение было дано. «Листок» начал скромно, но исподволь тенденции «Саймы» были возобновлены и в 1849 г. «Листок» прекратился.
В 1848 г. произошла маленькая литературная перестрелка между «Официальной Газетой» и «Абоскими Известиями», давшая возможность последней произвести беглый обзор и оценку местной периодической печати. Из этой полемики узнаем, что обозреватель, путешествуя по газетному миру Финляндии, не мог открыть в ней за истекший год рассуждений по важнейшим и интереснейшим вопросам общественной жизни. «Что скажет чужеземец о нашей «Официальной Газете», не найдя в ней ни одного события из жизни собственного нашего края! Такова политика этой газеты и её деятельность, которая не свидетельствует ни о её знании дела, ни о её рвении». Тот же упрек в равнодушии к общественным вопросам делается и «Утреннему Листку» (Morgonbladet). Что касается «Гельсингфорсской Газеты», то она более беспокоится за чужие государства, чем за свое. «Боргоская Газета» с первого номера была признана худшей в крае. «Ильмаринен» живет, точно у него нет редакции и все еще довольствуется статьями о моккских кофейных бобах да исландских источниках. «Училищная Газета» (Skoltidningen) старалась выводить на сцену «вопросы времени и обстоятельств». Таким образом, оказалось, что большинство газет ничего не дали по «общественным вопросам».
Периодическая печать не могла иметь большего значения и на нее не смотрели еще, как на выразительницу общественного мнения, или как на средство его возбуждения. Газеты едва влачили свое существование. Им единовременно приходилось бороться на три фронта: с политическим равнодушием публики, с цензурой и, наконец, книгой. Даже среди местных профессоров находились еще такие (например, Лагус), которые усматривали, что «книгопечатание величайшее зло, равно как и множество газет, которых издание на руках людей презренных». Нервандер сильно оспаривал такое мнение.