История Финляндии. Время императора Николая I

В начале 1851 г. Наследник Цесаревич посетил Гельсингфорс и, присутствуя на заседании университетского совета, собственноручно передал первый патент на звание профессора финского языка Матиасу Алексантери Кастрёну, только что возвратившемуся из своего многолетнего научного путешествия.

10 — 22 марта 1850 г. гр. Армфельт сообщил генерал-губернатору, что Государь Император, по докладу Его Величеству предположений президента графа Маннергейма, повелел Сенату сообразить, в какой ближайший срок возможно допустить прием просьб и жалоб, писанных на финском языке, и выдачу народу судебных и полицейских решений в переводе на тот же финский язык.

Гр. Маннергейм вспомнил, в сущности, старый вопрос, поднятый еще графом Закревским в 1824 г. Во время объезда края он узнал, что все судебные бумаги и решения судов пишутся на одном только шведском языке. Крестьяне этого языка не понимали, а по врожденному недоверию, бумаги никому не показывали, почему пропускали апелляционные сроки, теряли процессы и разорялись. С другой стороны, многие коронные служителя, не зная финского языка, не в состоянии были объясняться с крестьянами и давать им нужные советы. А. Закревский довел об этом до Высочайшего сведения.

Рассмотрев теперь дело, Сенат нашел желание народа неудобоисполнимым, и в ноябре 1851 г. ответил, что финский язык только недавно сделался предметом филологических изысканий и обработки и что он далеко еще не достиг той степени точности и развития, на которой мог бы с пользой заменить шведский язык в судебных местах и полицейских учреждениях, а посему Сенат просил Государя разрешить населению на свой счет завести в уездах и приходах переводчиков, обязанных за умеренную плату выдавать ему нужные выписки. Разрешение последовало.

Но этим крестьяне Финляндии не были удовлетворены и в апреле 1854 г. Андрей Маннинен и несколько других обывателей С. Михельской губ. подали на Высочайшее имя прошение, в котором просили Высокомонаршей милости, «дабы любимый язык наш финский, который мы, получив в наследство от праотцев, понимаем и знаем», приобрел те же права и преимущества, которым пользуется язык шведский в общенародных училищах, в коих дети наши приучаются верноподданнейше служить Вашему Императорскому Величеству».

Оказанные Вашим Императорским Величеством отчизне нашей милости «неисчерпаемы» ободрили нас просить о введении финского языка «учебным языком в элементарных училищах».

Далее крестьяне, с Андреем Манниненом во главе, указывали, что ни чиновники, ни пасторы вполне не понимают народа, а дети наши... должны пожертвовать лишние годы драгоценной своей юности на изучение шведского языка, «чем они приучаются презирать нас и наш родной язык». Надо полагать, что эти крестьяне были совершенно исключительно подготовленные и самоуверенные, — если не просто инсценированные, — так как они не преминули удостоверить, что финский язык «довольно удобен для законодательства, судопроизводства и преподавания»; они знали также об учреждении кафедры финского языка при университете и пр. В заключение они молили об определении срока, по истечении которого финский язык «сделался бы главнейшим и в училищах и в присутственных местах, взамен шведского» в тех местностях, где преобладает финское население. Вообще крестьян в Финляндии не раз выдвигали на авансцену, когда на очереди стояли большие вопросы.

Генерал П. И. Рокасовский, препровождая это ходатайство в статс-секретариат, конфиденциально прибавляет, что оно никогда бы не состоялось, если бы «финской публике было вполне известно» распоряжение правительства, от 7 — 19 ноября 1851 г., об обязательности для лиц, поступающих на службу, представлять свидетельства о знании ими финского языка». Генерал Рокасовский кончает тем, что предлагает обратиться к содействию Финского Литературного Общества, дабы оно исподволь приготовило введение финского языка в официальное употребление и составило нужные руководства для преподавания в низших учебных заведениях.

Отношение нашего правительства к ходу развития финского языка представляется неопределенным, колеблющимся. То оно разрешает Финское Литературное Общество, то смотрит на него с недоверием, то оно учреждает финскую кафедру, то опасается распространения французских романов в финском переводе, и т. п.