Читаем Юрий Поляков: контекст, подтекст, интертекст и другие приключения текста. Ученые (И НЕ ОЧЕНЬ) записки одного семинара полностью

Смена эпох и разочарование в прошлых ценностях стали порождением духовной пустоты, волны неприятия и отчуждения от государственной и политической жизни, от социального окружения. Крайняя форма такого мышления выразилась в отрицании всего прошлого российского государства: «Можно, наверное, завалить прилавки колбасой и винищем, как в вашем Париже, набить полки книгами, а вешалки – тряпьём. Но куда вы денете этот убогий народ с его рабской историей?» [Поляков; 323]. В диалоге между Скорятиным и Веховым, Гена отмечает, что его собеседник испытывает «кровную ненависть» к своей стране, а тот в шутку отвечает, что и людей можно было бы новых в страну завезти, «нормальных» и «свободных». Одним из явлений, обозначившихся в перестроечное время, по мнению Ю. Полякова, является такая форма отношения к миру и стране, как цинизм. В своих интервью писатель неоднократно заявлял, что обесценивание исторического прошлого, осознание этого прошлого исключительно в негативных оценках ведет к отстранению от него, различным формам эскапизма, что в целом характеризует болезненное состояние современного общества: «В истории любой страны есть страницы и славы, и позора. Все зависит от того, на чем мы будем воспитывать себя и своих детей. Если на страницах позора, мы, как государство, развалимся, нас через 50 лет не будет. Если на страницах славы, как воспитывают и Америка, и Франция, и Англия, и Италия, хотя у них страниц позора было гораздо больше, чем у нас – тогда все будет нормально»[18].

Эпоха 1990-х понимается писателем как время неоправдавшихся надежд и разрушенных иллюзий, как атмосфера разобщенности, когда разрушение становится одним из главных и опаснейших явлений, которое с публицистической остротой отмечает и критикует автор: «В ту пору стало окончательно ясно: в России мечтательная демократия <…> невозможна в принципе. Это что-то вроде бабской грёзы об идеальном муже, красивом, умном, любвеобильном, богатом и в тоже время верном и моющем за собой посуду. Таких нет в природе, а державу после самопогрома надо восстанавливать. <…> А как, как восстановишь, если «западнюги» отпраздновали победу в холодной войне и бдительно ждут, когда это недоразумение от Бреста до Курил рассосётся в борьбе за общечеловеческие ценности?» [Поляков; С. 186]. Как борьбу за «общечеловеческие ценности» позиционирует своё выступление в Тихославле Гена Скорятин, оперируя по сути штампами и заблуждениями. Перестройка завершается для героев совсем не так как они ожидали.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Структура и смысл: Теория литературы для всех
Структура и смысл: Теория литературы для всех

Игорь Николаевич Сухих (р. 1952) – доктор филологических наук, профессор Санкт-Петербургского университета, писатель, критик. Автор более 500 научных работ по истории русской литературы XIX–XX веков, в том числе монографий «Проблемы поэтики Чехова» (1987, 2007), «Сергей Довлатов: Время, место, судьба» (1996, 2006, 2010), «Книги ХХ века. Русский канон» (2001), «Проза советского века: три судьбы. Бабель. Булгаков. Зощенко» (2012), «Русский канон. Книги ХХ века» (2012), «От… и до…: Этюды о русской словесности» (2015) и др., а также полюбившихся школьникам и учителям учебников по литературе. Книга «Структура и смысл: Теория литературы для всех» стала результатом исследовательского и преподавательского опыта И. Н. Сухих. Ее можно поставить в один ряд с учебными пособиями по введению в литературоведение, но она имеет по крайней мере три существенных отличия. Во-первых, эту книгу интересно читать, а не только учиться по ней; во-вторых, в ней успешно сочетаются теория и практика: в разделе «Иллюстрации» помещены статьи, посвященные частным вопросам литературоведения; а в-третьих, при всей академичности изложения книга адресована самому широкому кругу читателей.В формате pdf А4 сохранен издательский макет, включая именной указатель и предметно-именной указатель.

Игорь Николаевич Сухих

Языкознание, иностранные языки
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.

Антуан де Сент-Экзюпери , Курцио Малапарте , Марсель Пруст , Сергей Николаевич Толстой , Эдмон Гонкур

Проза / Классическая проза / Военная документалистика / Словари и Энциклопедии / Языкознание, иностранные языки