Юрий Поляков: контекст, подтекст, интертекст и другие приключения текста. Ученые (И НЕ ОЧЕНЬ) записки одного семинара

1990-е обозначились резкой сменой ценностной парадигмы, когда новым героем времени становятся человек, стремящийся обогатиться любой ценой, прежде немыслимый в качестве положительного типа общественного деятеля, верх и низ поменялись местами. Гена Скорятин замечает различие советского государства и постсоветского: «За аморалку могли бы и с должности попереть. А теперь… Он кивал Исидору, а сам ловил в себе странную новизну, поначалу приписывая её похмельной чудаковатости бытия, но потом понял, в чём дело» [Поляков; 156]. В другом фрагменте повествователь отмечает: «Советской власти, всегда бдительной на предмет морального разложения, оставалось жить года три, хотя хворала она давно» [Поляков; 84]. Для Ю. Полякова 1990-е – это эпоха, когда размываются ценности прошлого, утрачиваются моральные ориентиры, и именно в это время на исторической арене появляются «ломатели»: «В 1990-е понадобились ломатели. Ведь только они могли быстро и весело развалить совок до основания, не задумываясь, не жалея» [Поляков; С. 196]. Автором детально критически описывается тип человека, оказывающегося в центре политической борьбы: «В 1990-е самые энергичные и смышлёные ломанули в бизнес, где за пару лет можно было омиллиониться, если есть связи или наглость, а лучше – то и другое вместе. При рычагах остались косорукие романтики с баррикад да ещё те, кто умел брать взятки и откаты» [Поляков; С. 195]. Авторские рассуждения об эпохе, её природе, об историческом пути России насыщенны яркими образами, полными горькой иронии и даже трагизма, в целом имеют публицистичную направленность. К примеру, образ страны, зависящей от решений политических интриганов, вроде Кошмарика, описывается так: «И огромная страна, кряхтя и скрипя, разворачивается, движимая дуновением твоего коньячного шёпота» [Поляков; С. 186]. В связи с данной идеей интересны размышления писателя о собственной драматургии, высказанные в интервью: «Да, я автор ироничный, считаю, что сочетание комического и трагического помогает автору точнее отразить базовые противоречия жизни, и личной, и социально-политической. Конечно, сочиняя пьесу, вкладывая в уста героя репризную фразу, я рассчитываю на отклик зала и, разумеется, испытываю авторское удовлетворение, когда слышу зрительский смех»[19]. Однако подобные черты характерны не только для драматургии, но и для всего творчества Ю. Полякова в целом, их унаследовал и роман «Любовь в эпоху перемен». Публицистические фрагменты, вписанные в повествовательную ткань романа, нацелены на диалог с читателями, содержат прямое обращение к нему.

Автор ставит вопрос о сути личности человека данного времени, о его иллюзиях и ложных надеждах на преобразование, о мнимой свободе и нравственном выборе. Автор использует приём реалистической типизации, говоря о массовом человеке, его собирательном образе, осмысляемом в сатирическом ключе. «Скорятин подумал, что в народе наметились какие-то важные перемены. Ещё недавно причастность к сфере обслуживания придавала людям хамскую самоуверенность и пренебрежение к нуждам ближнего. Но вот человек завёл собственное дело, вложил кровные денежки, и пожалуйста – к нему вернулась изгибчивая услужливость, о которой доводилось читать только у классиков. Надо про это написать! И название есть: «Ода низкопоклонству»» [Поляков; С. 272]. «Важные перемены» в обществе так и не стали реальными коренными переменами мировоззрения.