Читаем Иванов день полностью

Обозревая сверху пройденные нами тропы, я думаю о том, как же по ним пробивается к больным наша хозяйка Анастасия Трофимовна, и в особенности темной осенней ночью или в зимнюю стужу и непогоду, когда вокруг — ни огонька, непроглядная тьма?.. Я делюсь своими мыслями с Лосюком. Он отвечает:

— Она сильная женщина, уже двадцать лет бегает по этим горбам!

Вскоре, преодолев еще один подъем, мы как-то неожиданно для себя ступаем на проселочную дорогу. Видна свежая колея и следы копыт. Оказывается, мы вышли на ту самую верхнюю дорогу, которая так нас напугала в Яворове. Здесь она ровная и тянется такой дальше.

— Вот мы и добрались до приселка Широкий, — с нескрываемым удовольствием сообщает нам Лосюк и шагает теперь по дороге.

Впереди среди деревьев показывается первый дом приселка. Стоит он в большом саду, на возвышенности, и очень отличается от современных гуцульских домов. Дом этот — с галереей под козырьком, которая тянется по всему фасаду; такие постройки теперь уже редко встречаются в Карпатах.

Лосюк говорит:

— Перед вами — дом Юрия Ивановича Корпанюка!

Я смотрю на выглядывающий из-за деревьев дом в саду и на горные вершины. Вот с этих круч пошла лет сто пятьдесят назад гуцульская резьба. Где-то рядом находится приселок Плоский — он прославил Шкрибляков, а приселок Широкий — их внуков и правнуков Корпанюков! Отсюда все началось! Сейчас резчиков по дереву — тысячи. Всем нынче полюбилась резьба. Мастеров готовят и в объединении «Гуцульщина», и в его филиалах, и в техникуме. Но Шкрибляки были зачинателями, первыми! За ними идут Корпанюки!

Мы входим в сад Корпанюка.

И тут радует нас еще одна неожиданность. Мы видим сидящего за барьером галереи самого Юрия Ивановича Корпанюка!

Поднявшись по ступенькам, Петр Васильевич Лосюк приветствует старого резьбаря, говорит ему какие-то хорошие слова, знакомит с нами. Юрий Иванович только качает головой, внимательно рассматривая нас, но, видно, ничего не слышит из того, что ему говорят.

На галерею выходят дочери — Василина и Анастасия. Они становятся рядом с отцом, и Анастасия рассказывает:

— В последнее время тато часто болеет. Мы его сегодня силком вытащили сюда, думаем, пусть подышит свежим воздухом, посмотрит на горы, может, ему станет легче. Жаль, что совсем перестал слышать, не может побеседовать с вами.

Юрий Иванович сидит, положив руки на барьер. Он принаряжен дочерьми, на нем белая вышитая рубаха, поверх нее — вышитый меховой жилет — кептарь. Из-под меховой шапки выбиваются седые космы волос. Дать бы ему в руки посох — патриарх, и только!.. Глаза большие, широко открытые, много повидавшие в жизни и не потерявшие синевы. И в то же время — отрешенные от земных дел и забот! Юрий Иванович смотрит на горные вершины, на все это великолепие, которое окружает его в саду, на простирающиеся за оградой луга, и бог знает думает о чем. Не о жизни ли и о смерти? Не о вечности ли этих гор и бренности земного существования?..

Лосюка и мою жену Анастасия и Василина уводят в комнаты показать какие-то сохранившиеся работы отца. Я же не иду; все лучшее, что изготовил в разное время Юрий Иванович, хранится в Коломыйском музее, где я неоднократно бывал. Мне хочется сейчас молча посидеть рядом со старым мастером, человеком легендарным в Прикарпатье. Удивительно покойно лежат на барьере его большие натруженные руки. Руки резьбаря напоминают руки молотобойца, тоже сильно раздались ладони…


Пройдя еще около километра по верхней дороге, мы по пути к бывшей усадьбе Ольги Окуневской заходим во двор дома покойного Семена Корпанюка.

Сейчас в доме живет семья его сына — Василия.

Василий Корпанюк — крупный, сухопарый, жилистый. Да тут в горах вряд ли встретишь толстяков — на этих кручах быстро можно спустить жирок. Василий одного роста с Лосюком, выглядит молодо, хотя ему за пятьдесят. Встречает нас настороженным взглядом, словно ждет какого-то подвоха.

Лосюк представляет нас, и все же настороженность не сходит с лица резьбаря. Но зато приветливо улыбаются его жена и дочь. Дочери Марийке, ученице седьмого класса, интересно посмотреть на гостей из Ленинграда, она говорит:

— Ох, из какого далека вы приехали!

Стоим у порога дома, в саду, говорим о всяких пустяках: о дороге на приселок, о погоде, о сенокосе. О видах на урожай яблок.

— В этом году одна мелочь… — нехотя роняет слова Василий Корпанюк.

— Да, неурожайный нынче год, всюду нет яблок, — отвечает ему Лосюк.

Потом наступает неловкая и долгая пауза — хоть уходи со двора.

Убегает Марийка, хватает грабли хозяйка — ворошить сено. Впору и нам уйти, но Лосюк обращается к Корпанюку:

— Ну как, Василий Семенович, покажем гостям музей?

— Да, делать нечего, придется, — отвечает он и неохотно приглашает нас в дом. Наверное, ему до смерти надоели туристы и гости, присылаемые из Яворова.

Из коридора по приставленной широкой лестнице мы поднимаемся на чердак, заставленный домашним скарбом, проходим в светелку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное