Иванов день

Броские, яркие краски, напоминающие масляные, становятся приглушенными, нежными. Каким же образом это достигается? А вот каким. На красную линию ромбов ложится начес серого, на коричневый — красного, на зеленый — коричневого. Лижник приобретает акварельные, нежные тона. Длинный, пышный начес делает его особенно привлекательным и заодно — почти невесомым. Я понимаю туристов: удержаться от покупки такого лижника трудно, невозможно…

Тут бы нам с женой вернуться к «газику» и уехать в Яворово. Но к нам обращается «мельник»:

— Не хотите взглянуть, как вода поступает в отводящий канал?

Что бы сказать: нет! Но я говорю:

— Конечно, хотим. Это же должно быть очень интересно!

Знать бы, какая меня ждет смертельная опасность впереди!

Мы направляемся в конец полуострова. Слева от нас, внизу, с бешеной скоростью несется горная Рыбница. Полуостров небольшим мысом врезается в нее, справа — скала, поросшая мелким кустарником и крапивой. В этом месте река делает резкий поворот, а потому кажется особенно быстрой. Не случайно, конечно, именно здесь прорыт отводящий канал.

Мы доходим до оконечности мыса и останавливаемся у самой кромки выступа. Под нами в стене зияет большое круглое отверстие, прикрытое предохранительным щитом, куда устремляется речная вода. По отводящему каналу, переходящему в небольшой туннель, она несется под землей на мельницу. Когда-то река приводила в движение сложный мельничный механизм, сейчас же всю свою яростную силу она обрушивает на лижники в валиле. Так как отверстие в стене прикрыто предохранительным щитом от коряг, которые часто несет река, то никто из нас не чувствует никакой опасности на краю выступа. И я в том числе, конечно. Правда, я стою ближе всех к краю, рядом — жена, кладовщик и «мельник» — несколько в отдалении.

«Мельник» говорит:

— А теперь посмотрите, как несется вода в канал, когда я подниму предохранительный щит. — И он вытягивает наверх похожий на стремянку тяжелый, мокрый щит.

Я нагибаюсь, «мельник» в это время у меня что-то спрашивает, я оборачиваюсь, чтобы ответить, и тут… происходит невероятное. Правая моя нога в обуви на резиновой подошве скользит на влажной почве выступа, я делаю резкое движение, чтобы удержаться на ногах, отойти от края, не упасть в клокочущий поток, который тут же унесет меня в длинный отводящий канал и по нему — в валило, и падаю навзничь в сторону потока… Все происходит с такой невероятной внезапностью, что я не успеваю ничего сообразить. О том, что произошло со мной, я догадываюсь через какую-то сотую долю секунды, почувствовав сильную боль в левой руке. При падении, оказывается, я машинально и мертвой хваткой цепляюсь за выступ скалы, на котором, к счастью, растет какой-то кустарник и крапива. И небо, вдруг опрокинувшееся надо мной, приводит меня в чувство. И еще — крик Ольги Ивановны, которая при моем падении успевает в последнее мгновение схватить меня за носок правого ботинка, но, удерживая меня, сама стоит в опасном положении на самом краю выступа, над клокочущим потоком.

Я через правое плечо бросаю взгляд на реку и делаю небольшое усилие, чтобы приподняться на локте, но чувствую невыносимую боль. Тело мое висит над рекой — вытянутое, напряженное, окостеневшее, В земную твердь упирается только задник моего левого ботинка, Правый ботинок крепко держит Ольга Ивановна.

И тут Ольга Ивановна, отойдя на полшага от края выступа, вдруг садится, вернее — падает на землю, хватает за носок и левую мою ногу и изо всей силы начинает тянуть к себе. Правой ногой она упирается в лежащий справа камень. Каких усилий ей стоит тянуть меня, я вижу по тому, как толстый каблук у нее со свистом отлетает в сторону…

Ольга Ивановна осторожно тянет и тянет меня к себе, пока ноги у меня не оказываются на выступе. Тут уж я могу протянуть ей правую руку, — левая без всякого моего участия, словно приросшая к скале, ощупью передвигается по кустам и зарослям обжигающей крапивы.

Я поднимаюсь на ноги, помогаю встать жене. Тут у нее нервы не выдерживают, и она плачет. Я, конечно, чувствую себя очень виноватым, но думаю о том, что хотя и хлопотно это, но вот, оказывается, как необходимо пускаться в путешествие с верным другом. Правда, от неминуемой смерти она меня спасала уже не раз, у нее есть немалый опыт.

Кладовщик и «мельник», глядя на нас, только пожимают растерянно плечами, говорят между собой какими-то междометиями и делают вид, что никак не могут понять, что же произошло у них перед глазами.

Мы направляемся в дом «мельника». Оттуда выбегают женщины, при виде нас всплескивают руками и охают, бегут за лекарствами и бинтами, заливают мою окровавленную руку от локтя до запястья йодом, чистят и отмывают мою рубаху, брюки. Мужчины, чувствующие какую-то неловкость перед Ольгой Ивановной, старательно прибивают каблук на ее туфле.

Опасность миновала, и, кажется, пора бы порадоваться, пошутить и посмеяться. Но ничего не хочется — ни радости, ни сочувствия.