Читаем Иванов день полностью

В начале пути Копчук выглядит и суровым, и недовольным. Может быть, мы оторвали его от важных дел? Оказывается, нет. Проходит минут десять, машина уже выезжает на окраину Яворова. И тут вдруг Копчука словно подменяют: он становится разговорчивым, пытается даже шутить. Человек он, видимо, очень разный. Может быть хорошим, может — плохим. О нем так и отзываются. Из своих пятидесяти лет двадцать два года работает председателем. Наверное, у него недостатки, присущие многим руководителям колхозов, давно работающим на этой должности, и прежде всего — властность характера. Но колхоз числится на хорошем счету, планы выполняет, доходы имеет большие, а потому и недостатки прощаются председателю. Прощают в селе, прощают и в районе.

Из Яворова мы довольно быстро проносимся в Криворивню, а оттуда — в Верховину. Райцентр широко раскинулся по берегам Черного Черемоша.

За Верховиной наш «газик» оказывается на перекрестке, где возводится большое каменное здание.

— Здесь будет что-то вроде дома для туристов, — поясняет Копчук. — Конечно, и местные жители могут им пользоваться — и парикмахерской, и ателье по пошиву одежды, и хорошим рестораном.

Справа от строящегося здания тянется асфальтированное шоссе на Ворохту, слева — дорога на Буркут. Жаль, что нам предстоит ехать по булыжнику.

Уже вскоре нашу машину начинает швырять из стороны в сторону. Судорожно вцепившись в дужку, на которой натянут брезентовый верх, я уже не выпускаю ее из рук.

Дорога идет по берегу Черного Черемоша, все время петляет. Дороге некуда деться: слева — река, справа — горы. То она снижается до самой воды, то поднимается вверх. В одном месте становится боязно смотреть вниз: слева от нас ведь никакой, даже символической ограды. Но потом дорога уже идет по низине, рядом с рекой.

Все очень живописно вокруг. На том берегу Черного Черемоша на горбах лепятся дома и хозяйственные пристройки, за ними тянется непрерывная горная цепь, поросшая елью и сосной. Это — «горы Гринявы», как они именуются на моей карте.

Жаль, что впечатление от этих мест портит дорога.

Как же по ней ехали Леся Украинка и Климент Квитка?

В письмах Леси Украинки подробно рассказывается об этом. В Криворивне она отпустила фиакр и наняла фуру, то есть — подводу. В Жабьем наняли другую подводу, уже для дальней дороги, до Буркута. После Жабьего поэтессу «трясло, трясло и еще раз трясло». Когда становилось уж совсем невыносимо тряско, она шла пешком за подводой. Изорвала черевики в клочья. И красива была дорога по берегу Черемоша, и тряско было на подводе, как и нам в «газике».

Стоял тогда июль, цвели колокольчики и кашка, во встречных селах началась косовица. Правда, иногда шел дождик, как и в дни нашего путешествия по Карпатам. Погода здесь летом во все времена дождливая.

Я открываю дверцу, смотрю на небо. Пасмурно, хотя, кажется, дождя не предвидится, или он пройдет стороной.

Слышу угрожающий шум реки.

Черный Черемош — во многих местах порожистый, дно у него черное, а потому вода кажется зловещей. В некоторых местах, там, где дорога оказывается очень узкой, колеса нашего «газика» чуть ли не зачерпывают воду.

— Как же эта дорога выглядит в половодье, когда разбухает река? — спрашивает Ольга Ивановна.

— А никак, — смеется Копчук, — оказывается под водой.

— И ездят по ней?

— Ездят. Другой-то дороги нет.

То и дело навстречу нам попадаются мощные лесовозы, доверху груженные хлыстами. Нашему «газику» каждый раз приходится прижиматься к горе, вежливо уступать дорогу. А мы сидим затаив дыхание, гадая: «Заденет — не заденет?»

Нет, к счастью, ни разу не задел. Но бывает, что и задевает.

Показываются первые дома села Зеленого. Они выстраиваются в ряд и на берегу, и разбегаются по горбам. Чем дальше мы едем, тем выше поднимаются дома. Но потом они опять появляются на берегу.

— По ту сторону этих гор тянется горный массив Черногора, — говорит Копчук. — Там и гора Поп Иван, и Говерла — самая высокая вершина Карпат.

Я только собираюсь осторожно спросить Николая Григорьевича, нельзя ли нам после Буркута ненадолго повернуть в сторону Черногора, как вдруг из-за поворота реки навстречу нам выскакивает надувная резиновая лодка. В ней сидят двое — он и она — и отчаянно гребут, пытаясь остановить верчение лодки вокруг своей оси. Они попали в район, где много подводных камней, течение сильное, вокруг камней образуются водовороты, вот и вертит лодку.

Мы со страхом смотрим на этих любителей острых ощущений, Иван Игнатьевич даже останавливает машину, и мы раскрываем дверцу… Да, теперь этих отчаянных гребцов часто можно встретить на горных реках, в особенности на Черемоше ниже Устерик. Открыли они себе Карпаты лет десять назад и слетаются сюда со всех концов страны. Плывут одиночки, плывут большие группы.

На этих реках много порогов. Плывя, надо глядеть в оба, чтобы вмиг не оказаться в воде, не захлебнуться, не сломать себе шею.

У меня пропадает всякая охота заводить с Копчуком разговор о Черногоре, а он, широко улыбаясь, спрашивает:

— Интересно, что эти двое будут делать, когда попадут на перекаты у села Быстрец?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное