Иванов день

Я немного знал этих Тимчуков. Знакомство мое с ними началось с самого младшего, с Иванка. Жили Тимчуки недалеко от нас, на той стороне Безрыбицы. Домик у них был хотя небольшой, но добротный, под новой цинковой крышей. И всяких хозяйственных построек хватало во дворе. Имели хороший сад, большой огород. Только вот вместо забора у них среди бурьяна торчали колышки, поверх которых тянулась колючая проволока. Правда, берег на той стороне был пологий, и не так трудно было проникнуть к Тимчукам с нашего высокого берега.

Самого Михайла Тимчука я встречал почти каждый день: в одно и то же время, в одном и том же состоянии. После обеда я обычно шел к водопаду. В городке это было место прогулок и отдыха. Там было что-то вроде пляжа, превращенного туристами-варварами в свалку битой посуды и консервных банок. Вода в водопаде была горная, ледяная. Я тоже не раз лазал под его обжигающие струи.

Свои прогулки я обычно совершал после пяти вечера, когда немного спадала жара. Тимчук мне всегда попадался навстречу у каменного моста, точно дожидался меня. Куртка черной спецовки у него была распахнута, брюки заправлены в сапоги. Всегда без кепки! Идет, выпивший, набычившись, с безумными глазами, готовый вцепиться в каждого встречного. Под мышкой держит кирпичик серого хлеба. Всегда один кирпичик! Ничего другого я у него никогда не видел в руках.

Вздорный мужик. Как-то приходил ко мне, чтобы я ему через местные организации посодействовал достать черепицы на крышу и сто метров металлической сетки для забора. Жаловался на свое начальство, на соседей, на весь мир.

— У вас что — крыша протекает?

— Нет, не протекает, но я тоже хочу черепичную крышу!.. Откуда у них берется кирпич, черепица, краска? — зло вопрошал он, рассказывая о том, какое большое строительство идет в соседних селах, сколько новых домов возводится у них в городке.

— Слава богу, всяких материалов теперь стало больше, их и в магазинах продают…

— Знаю я этих жуликов! Все жулики! — махнул он рукой.

Однажды Михайло Тимчук пришел к Олене Михайловне чинить телевизионную антенну, — он был мастер на все руки. Попросил у меня сигарету, закурил, постоял у дверей.

— Не пришлете мне белил из Ленинграда? — обратился он ко мне. — А я вам — сала и меду на заму!

— И у нас много строят. За белилами надо постоять в очереди, — ответил я.

— Ну и постойте!..

— Разве что за хлебом, если буду умирать с голоду, стану в очередь, а вы — за белилами!..

— Как же вы тогда живете? — насмешливо глядя мне в глаза, спросил Тимчук. — Машина у вас есть?

— Машины у меня нэма.

— А дача?

— И дачи нэма. Была бы — гложет, и не ездил бы в такую даль, в Карпаты.

— А какой марки у вас телевизор?

— И телевизора нэма. Вот когда уйду на пенсию…

Он скривил губы, презрительно смерив меня взглядом с головы до ног.

— Зачем же тогда жить, когда у вас ни черта нэма?

— Вот в этом я и вижу смысл жизни. Быть свободным от барахла, как птица.

— Японцы говорят: «Человек без собственности — хуже собаки». Слышали?

— Слышал. Они говорят: «Человек без денег — хуже собаки».

— Не один черт — что собственность, что деньги?..

Я, видимо, сразу же потерял интерес для Тимчука, потому что он стал по шаткой лестнице взбираться на крышу…

Через какое-то время Тимчук перешел из овощной базы, где он работал, в другое место, и я перестал встречать его у каменного моста. Наверное, он теперь и домой приходил позже. (Но оказалось все не так. Он завел себе любовницу в соседнем городке.)

Знал я в какой-то мере и жену Тимчука. Но знал ли? Я ее никогда не видел в лицо. Стара, красива, некрасива — не знаю.

Безрыбица — речка шириной в два метра. Если разбежаться, ее можно перепрыгнуть. Я всегда видел Тимчукову жену в одном и том же положении: согнутую в три погибели. То она стирала, то полола огород. Это всегда вызывало у меня улыбку. Жить на берегах одной речушки, ежедневно проходить мимо их дома и видеть только спину хозяйки!.. Недавно, правда, я встретил ее недалеко от нашего дома — узнал по платью, — она несла громадную вязанку хвороста. И опять лица ее я не увидел! («Запасается на зиму», — подумал я. Но и тут не угадал.)

Лучше, конечно, я знал пятилетнего Иванка. Он всегда торчал у одной из расколовшихся верб, закинув прутик-удочку в бурные воды Безрыбицы.

Как-то я подарил Иванку коробку цветных карандашей и тетрадку. На несколько часов он исчез с берега, а потом принес мне свои рисунки. Сюжеты были уличные, хотя попадались и рыбацкие. Судя по всему, родители никогда и ничего ему не дарили, разве что подзатыльники. Я обещал Иванку прислать футбольный мяч, когда вернусь в Ленинград.

И вот — трагедия…

Ушел Михайло Тимчук к богатой вдове в соседний городок, бросив семью. Злые языки говорили, что не столько вдовой, сколько автомобилем «Москвич», телевизором немыслимых размеров и особняком под черепичной крышей, огороженным добротным металлическим забором, соблазнился Михайло Тимчук.

А дома остались беременная жена и маленький рыболов Иванко.