Иванов день

Но все видели готовую печь, я же наблюдал, как она создавалась в течение многих дней, а потому был причастен к тайне рождения красоты, пережил чувство радости, стал от этого богаче. Такое счастье редко кому выпадает. Мне оно выпало. И за это я был благодарен Гордею Ильковичу. Но неужели — последнему печнику?..

1970

СОВРЕМЕННИКИ Воспоминания

АЛЕКСЕЙ ЧАПЫГИН

Это было в сентябре 1935 года. Лето было дождливое, а осень как будто бы обещала тепло. Стояли первые погожие дни. Вот в один из них мы с поэтом Александром Решетовым зашли на Карповку за Алексеем Павловичем Чапыгиным, чтобы вместе ехать на литературный вечер в Дом культуры имени Ильича.

Я впервые оказался на Карповке, на улице Литераторов, 19, хотя много был наслышан о «Доме Савиной», где жила большая группа старых и молодых писателей, и среди них — Чапыгин.

Когда-то, еще до революции, этот дом, или, вернее, особняк, подарила Литфонду артистка Императорского Александрийского театра (ныне имени Пушкина) Мария Гавриловна Савина. Сама знаменитая артистка жила по соседству, в доме 17, где и скончалась в 1915 году.

Решетов часто бывал у Чапыгина, не раз и меня тянул с собой, но я стеснялся, не шел. Чапыгина я знал по «Разину Степану», некоторым из его ранних рассказов и опубликованным главам нового романа «Гулящие люди». Творчество старого мастера, одного из зачинателей советского исторического романа, все высоко ценили прежде всего за яркую живопись словом.

А перед тем как сегодня пойти к Чапыгину, я чуть ли не всю ночь читал его автобиографические книги «По тропам и дорогам» и «Жизнь моя», чтобы поближе узнать эту жизнь. Всяких легенд ведь тогда о Чапыгине ходило много!

Прочитанные книги оказались для меня уж очень неожиданными. Не в пример чапыгинским романам, в них было много вольностей, натуралистических сцен. Откуда это у Чапыгина? Влияние дореволюционного Петербурга или старого Заонежья, откуда он мальчиком приехал в город на Неве?.. В этих двух книгах был выписан такой звериный, пьяный, чахоточный людской мир, что можно было содрогнуться от омерзения. Но события в них большей частью происходили на Васильевском острове, где мне были знакомы каждая улица и каждый дом, а потому книги меня особенно заинтересовали.

В Чапыгине я увидел «земляка». Как и он, я тоже был «васинский». Как и Чапыгин, когда я лет пять назад приехал в Ленинград, я тоже в первое время жил на 9-й линии, недалеко от Трубочного завода, потом — на Среднем проспекте. Работал в механических мастерских, совсем близко от которых Чапыгин когда-то снимал угол в семье чахоточного портного, а потом и у студента Академии художеств Симанского. Мне были знакомы все подвальные помещения, где раньше находились живописно-малярные и иные мастерские, где Чапыгин служил в учениках или работал подмастерьем; обедал я в тех же харчевнях (ныне столовых), в которых обедал он; озоровал, дрался, влюблялся почти что в тех же домах, что и он. Удивительное совпадение!..

Но я еще был молодым, «подающим надежды писателем», успел пока что в ленинградских журналах напечатать с десяток рассказов, а Чапыгин уже был в зените славы; он, автор семитомного собрания сочинений, совсем недавно, в марте, отпраздновал тридцатилетний юбилей своей литературной деятельности. И разница в возрасте была большая: он втрое старше меня, ему скоро шестьдесят пять лет.

Свежо у меня в памяти было празднование юбилея Чапыгина. Народу в Доме писателя имени Маяковского собралось много. Здесь были известные литераторы и артисты Ленинграда, делегации с фабрик и заводов, из учебных заведений. Мы, молодые, стояли за последними рядами зала — нам не достались даже подоконники. Артисты театра имени Горького приветствовали юбиляра, выряженные в красочные костюмы стрельцов и скоморохов.

Выступал театр марионеток. Зачитывались многочисленные адреса от творческих союзов.

Самым кратким на вечере было выступление самого юбиляра. Вот что дословно сказал Чапыгин:

— Я, видите ли, человек простой и к большой публике никак не могу привыкнуть. Я ошеломлен сегодня… Кажется, я даже кланялся не вовремя… Все то, что я делал в жизни, я делал искренне и старался делать это как можно лучше… Я буду работать дальше, и, работая, я хочу идти вперед… Я думаю, что за тридцать лет техника и силы мои не ослабли. Природа хитрит с человеком. В молодости она дает ему румянец, кудри и прочие легкомысленные вещи. К старости человек начинает «облезать»… Но природа хитра, к старости она наделяет человека большей мудростью… И я хочу еще сделать многое…

Через какой-то срок после юбилея я прочел и приветствие Максима Горького, присланное Чапыгину с Капри. Там были такие слова: