Иванов день

«Когда Ленин вышел из тюрьмы, он, смеясь, сказал своим родным и знакомым:

— Знаете, однажды мне не повезло, и за два часа пришлось мне съесть шесть чернильниц.

И все засмеялись. А которые не знали, в чем дело, те очень удивились, как это можно есть чернильницы.

Но вот оказывается, что иногда можно кушать чернильницы».

Я любил еще рассказы Зощенко «Графин», «Рассказ о том, как Ленин перехитрил жандармов» и «Пчелы», помню их и по сей день, хотя с тех пор прошло много лет.

Сидя над ведомостью, я ломал себе голову: какой же гонорар выписать Зощенко за его славные рассказы о Ленине? Полистная оплата исключалась. А если платить аккордно, то какую выбрать ставку: наименьшую, среднюю или же наивысшую? Даже при оплате по наименьшей ставке общая сумма за одиннадцать рассказов получалась большая, в несколько раз выше полистной. Мне бы так и поступить!..

Но нет же, какой-то бес словно искушал меня: плати по наивысшей ставке, такие рассказы не написать другим, плати за талант!..

А тут мне еще во время моих размышлений вспомнился эпизод из нашей недавней поездки с поэтом Александрам Решетовым на юг. После Баку мы направились в Тифлис. В первые часы мы в поезде не имели покоя: в соседнем купе ехало четверо парней, по виду студенты, и оттуда все время доносился гомерический хохот. Мы решили: едут чокнутые!.. Иногда парни выбегали со слезами на глазах в коридор, чтобы отдышаться, дать отдохнуть своим бокам. И снова исчезали за дверью!

Как потом оказалось, наши соседи читали книжку рассказов Зощенко. Мы с Решетовым перестали сердиться на них.

Я махнул рукой на все… и выписал Зощенко гонорар: аккордно и по наивысшей ставке за каждый рассказ!

Цифра получилась громадная даже для тех лет!

Главный редактор Алексей Михайлович Семенов подписал ведомость, не глядя на мои расчеты, и она ушла в издательство.

Пришел Зощенко в Дом книги, в Гослитиздат, получать гонорар и изумился тому, какая ему выписана сумма. Подумал: произошла ошибка. Мне позвонили из бухгалтерии. Я ответил: нет, не ошибка, все правильно.

Зощенко денег не взял и через какое-то время зашел в редакцию. Ни Семенова, ни Лесючевского в тот день почему-то не было в журнале, и мне пришлось от Михаила Михайловича выслушать немало осуждающих слов, хотя они и были высказаны в самой корректной форме и очень тихим голосом. Уж лучше бы он стукнул кулаком по столу!

— Но рассказы ведь о Ленине, — пытался я робко возразить, — писать их непросто, это я хорошо знаю!

— Вот потому, что рассказы о Ленине, за них и надо платить по самым обычным расценкам, и лучше — полистно! — почти шепотом произнес Зощенко.

— Мы имеем право платить и аккордно!..

— Хорошо, аккордно, но по самым обычным, минимальным расценкам. Не больше, чем получают мои собратья по перу. Не ставьте меня в неудобное положение!

Зощенко ушел непримиримый, сердитый, побледневший, хотя был смуглым, и я почувствовал себя глубоко несчастным, готовым убежать из редакции.

На другой день я весь свой разговор с Зощенко передал Семенову и Лесючевскому. Семенов, занятый составлением какой-то важной бумаги, между делом выслушал мой рассказ и махнул рукой: мол, все это писательские капризы и чудачества и к ним надо относиться спокойно. За хорошие рассказы и надо платить по наивысшей ставке!

А Лесючевский, многозначительно подняв палец, посоветовал мне перелистать «Голубую книгу» Зощенко, может быть, там, в разделе «Деньги», я найду объяснение происшедшему.

Я понял, что на демарш Зощенко мне никак не надо реагировать, и, заинтересованный советом Лесючевского, поднялся этажом выше, в библиотеку, и взял «Голубую книгу». Как-то, при выходе книги в свет несколько лет назад, я уже держал ее в руках. Но почему-то я тогда не проявил к ней особого интереса, хотя книга пользовалась всеобщим успехом, о ней всюду говорили и яростно спорили, проходили шумные дискуссии, на которых выступали писатели, ученые, журналисты; я перелистал «Голубую книгу», пробежал глазами несколько любовных новелл и отложил в сторону. Может быть, тогда я еще не дорос до понимания этой повести.

В тот день, только придя из редакции домой, я тут же сел читать «Голубую книгу».