Иванов день

Он всегда, во все времена жил литературными интересами, был литератором до мозга костей! Странной могла бы показаться беседа со Слонимским о дачах, машинах, курортах или еще о чем-нибудь житейском!..

Как член редколлегии «Звезды» он прочитывал много рукописей, намеченных к обсуждению. На заседаниях редколлегии был требовательным, но постоянно доброжелательным. Умел радоваться успехам другого писателя. Особую радость у него вызывало новое имя, новое талантливое произведение.

Михаил Леонидович оставался таким же, каким я его знал с юношеских лет.

В послевоенные годы на страницах «Звезды» печатались и его романы «Инженеры», «Друзья» и «Ровесники века», пользовавшиеся неизменным успехом у читателей. Это я хорошо видел по редакционной почте.

* * *

В 1972 году, после продолжительной болезни, Михаил Леонидович Слонимский скончался.

Кто мог предположить, что через сорок лет после знакомства с ним мне придется в Доме писателя имени Маяковского открывать и вести гражданскую панихиду по ушедшему из жизни другу и наставнику?

Я говорил о книгах Слонимского, о многогранности его творческих интересов, о неоценимой его роли в жизни писательской организации Ленинграда.

Человек редкой душевности, Михаил Леонидович Слонимский всегда будет для нас служить примером высоконравственного отношения к званию писателя.

АЛЕКСАНДР КОПКОВ И ВСЕВОЛОД ПОШЕХОНОВ

Это, кажется, было в один из сентябрьских вечеров 1939 года.

Мы встретились с Александром Решетовым у Летнего сада. Он пришел из дому, с канала Грибоедова, я — из редакции «Звезды», с Воинова, 18, где она тогда помещалась. После того как я начал работать в журнале, Летний сад стал постоянным местом наших вечерних прогулок. Он находился на полпути между нами. Как-то Решетов даже высчитал, что до входа в сад со стороны Инженерного замка мы проходим чуть ли не одинаковое количество шагов.

Мы прошлись по боковым аллеям, потом свернули на центральную.

— Обещал после работы подойти и Саша Копков, — сказал Решетов. — Познакомлю тебя с гениальным драматургом.

— Ну разумеется, с гениальным! — с усмешкой проговорил я, зная восторженный характер Решетова, — Копков?.. Впервые слышу!

— Не поэт, не прозаик — не печатается в журналах. Поставят пьесу — сразу услышишь имя Саши Копкова!

— Профессионал?.. Или только начинает?..

— Да как тебе сказать… Пока работает грузчиком в одной из типографий Петроградской стороны… Ворочает рулоны бумаги для нашего брата…

— Но гениальный драматург, не так ли?

— Не иронизируй! Прочтешь пьесы — сам оценишь. — И Решетов стал пересказывать содержание пьесы Копкова «Слон».

— Лю-бо-пыт-но! — проговорил я.

— Злая сатира на человеческую глупость! Просто — фантастика! Не каждый решится написать такое про новоиспеченного колхозника. А нашел этот чудак в огороде золотого слона!.. Удивительным образом разоблачает себя под пером Копкова мелкость человеческая, которая оборачивается то безграничной тупостью, то столь же безграничной жадностью, убогим и пустым мечтательством. Так оно получается у Копкова — какова цена человеку, такова же цена и мечтам его. Мне иногда кажется неправдоподобным, что совсем еще молодой драматург — и вдруг с такой силой и мудростью коснулся глубокой и сложной человеческой проблемы… Есть у Копкова еще одна сильная пьеса, он мне читал — «Царь Потап». А вон и сам Копков!

К нам навстречу шел крепыш в расстегнутой косоворотке, в просторных рабочих штанах, лихо перекинув через плечо пиджак. Таких ребят, приехавших из деревни, я еще недавно часто встречал на погрузочных работах в порту, на различных стройках первой пятилетки на окраинах города. Их называли «разнорабочими». Что велят такому горемыке, то он и делает. И все им командуют! Какое-то время по приезде в Ленинград весной 1931 года и я потрудился в этом качестве.

Решетов представил нас друг другу.

Говорок у Копкова был сочный, крестьянский, с оканьем.

— Волжанин? — спросил я.

— Ярославец! — рассмеялся Копков и произнес соответствующую этому прибаутку.

Не помню уже, с чего началась наша беседа, но вскоре Копков стал рассказывать о своих мытарствах с постановкой пьесы «Царь Потап». Ставили ее одновременно в двух театрах: в Большом драматическом имени Горького и просто в Драматическом театре, возглавляемом главным режиссером Львом Рудником, — театр этот находился на Харьковской, 9, в бывшей Калашниковской бирже.

Мы молча выслушали его рассказ.

— Но ничего, — уверенно заключил Копков. — Поддержка у меня хотя бы в Горьковском театре серьезная! Ставит пьесу не кто-нибудь, а сам Бабочкин! Держи голову выше, Саша Копков!

Бориса Бабочкина мы все тогда хорошо знали как актера, исполнителя роли Чапаева в одноименном фильме. Но как режиссер он еще только пробовал свои силы. По этому поводу мы с Решетовым высказали Копкову свои соображения, но он горячо возразил:

— Гениальный актер не может быть плохим режиссером! Я верю ему! Не испортит пьесу, не бойтесь.

Мы повернули в кафе — Копков был голоден после работы, и мы перекусили вместе с ним, а потом долго сидели за бутылкой вина.