Иванов день

Прошло всего несколько месяцев после моего знакомства с Александром Копковым в Летнем саду, и два серьезных драматических театра поставили «Царя Потапа». В БДТ имени Горького премьера состоялась в первые дни февраля 1940 года (утром и вечером, по два спектакля в день — событие исключительное!), а в Драматическом на Харьковской улице — сразу же за ней: 4 и 5 февраля.

Об этой пьесе тогда только и было разговоров в театральной и писательской среде. Много было и споров о том, у кого пьеса лучше — у Бабочкина или у Юренина, у двух режиссеров-постановщиков. Все пери поставлена петии постановки «Царя Потапа», которая на первых порах шла очень трудно, — к тому же имела два варианта концовки! — и я, и другие сотрудники «Звезды» хорошо знали от Сергея Цимбала, одного из активных авторов журнала, часто тогда выступавшего на его страницах с серьезными проблемными статьями о театре. (Когда эти воспоминания уже были сданы в печать, известный ленинградский театровед С. Л. Цимбал скоропостижно скончался.)

Многих писателей, забегавших тогда в редакцию просто посидеть и поговорить после того, как они заканчивали свои дела в верхних этажах Союза писателей или в библиотеке, в постановке пьесы у Бабочкина смущал некоторый налет натурализма, им больше нравилась пьеса в постановке Юренина, где она будто бы игралась в чисто психологическом плане, без излишних атрибутов деревенского быта.

Но встречался я и с другими суждениями. Писатели, хорошо знавшие сцену, опровергали доводы «сторонников Юренина». По их отзывам, несопоставимы были мастерство и талант этих двух режиссеров. Бабочкин сразу же обнаружил своеобразие своего режиссерского таланта, что же касается Юренина, то это был, судя по отзывам, довольно-таки традиционный ремесленник. Несоизмеримы были и актерские уровни двух спектаклей, в частности Полицеймако и Петровский. Так что само упоминание о «натурализме» в одном случае и «психологизме» — в другом имело смысл чисто внешний.

Я хотя пьесы еще не видел, но уже многое знал о ней. Любопытно, что буквально все — и сторонники, и противники Бабочкина и Юренина — сходились в том, что пьеса — событие в советской драматургии, радовались успеху «Царя Потапа», как собственному. Это бывает редко! Любили Копкова, верили, что из него вырастет большой драматург.

Однажды Копков забежал в редакцию и вручил мне три пригласительных билета: один — лично мне, а два других попросил передать Борису Лавреневу и Михаилу Зощенко. Обстоятельно поговорить нам не удалось, Копкову было некогда!

И Лавренев, и Зощенко с большой охотой пошли на «Царя Потапа».

Вечером мы сидели где-то в пятом или шестом ряду партера в Большом драматическом театре имени Горького. Наш зрительский интерес подогревался еще и тем, что в зале было много литераторов, художников, музыкантов, — по всему чувствовалось, что мы присутствуем при некоем далеко не заурядном художественном событии.

Действие в пьесе происходило в дореволюционной деревне (автор точно обозначил год — 1913-й, перед самой войной), на Волге, в семье кулака-хуторянина Потапа Урлова. Он и есть «Царь Потап» — этот жестокий, алчный, потерявший человеческий облик хозяин хутора. В его многочисленной семье, где одних сыновей пятеро, дочерей две да еще две невестки, жив еще отец, хлопочет жена Катерина, — все враждебны друг другу. Главное зло исходит от Потапа. Все его мысли устремлены к накопительству, к богатству, к тому, чтобы отгородиться от окружающего мира. Невыносимо жить с ним в одном доме!

Я смотрел пьесу с неослабевающим вниманием. Она была населена сильными характерами. Царя Потапа блестяще играл Полицеймако.

Кроме сильных характеров пьеса покоряла ярким народным языком, лаконичным, емким диалогом. «Да, — не раз задумывался я, наблюдая за ходом пьесы, но больше прислушиваясь к тому, как говорят в ней ее герои, — в пьесе, как и в прозе, первоэлемент — язык. Это в безъязычной описательной пьесе герои чаще всего произносят длиннющие монологи, а в настоящей — каждое слово несет большую смысловую нагрузку. Даже одно-единственное слово, сказанное к месту, способно раскрыть человеческий характер и образ. Часто это можно наблюдать у Горького — и во «Врагах», и в «На дне», и в других пьесах…» Ловлю себя на мысли, что в «Царе Потапе» вообще присутствует в какой-то мере дух горьковских пьес…

Лично меня никак не смущало то, что «Царь Потап» поставлен в сугубо бытовой манере, что в постановке много чисто натуралистических деталей. Не смущало это и Зощенко, и Лавренева, сидящих рядом. Зря некоторые считали, что эти детали ничего не добавляют ни к достоверности самого действия пьесы, ни к убедительности того или другого персонажа. Добавляли!.. Правда, порой эти детали были слишком уж натуралистическими. (Они запомнились мне надолго!) Например, храп ночью в избе — И не какой-нибудь, а громоподобный!.. Или сцена с пирогами — о ней я слышал от многих еще до того, как увидел сам: дымящиеся пироги разрезались и тут же поглощались исполнителями на сцене!..

Но вот наступил третий, последний акт спектакля.

Выглядит он в авторской ремарке так: