Иванов день

— Да я его в тюрьму закатаю… Мне тут весь суд знаком… Я с него сто шкур сдеру, с голодранца!.. Я из глотки вырву…

Константин возвращается с ружьем, останавливается в дверях, прицеливается в Потапа Урлова.

Куличкин отскакивает в сторону.

Потап Урлов поднимается из-за стола, протягивает руку вперед, глухим голосом спрашивает Константина:

— Ты что?..

Вбегает Катерина, кричит:

— Стреляй его, Костька, дьявола, кровопийцу… Стреляй!..

Константин стреляет. Потап Урлов, схватившись за бок, падает на лавку, потом валится на пол, под стол.

И тут в зале происходит невероятное. Раздаются аплодисменты! И все сильней, сильней!.. Аплодисменты — убийце всем ненавистного Царя Потапа! Такое и вообразить себе трудно!.. Аплодирует Лавренев. Аплодирует Зощенко. Смутившись сперва необычности происходящего, начинаю бить в ладоши и я…

А на сцену возвращаются еще не успевшие уехать сыновья Потапа Урлова со своими женами, — они воровали сено в сарае. Вперед выступает «умный» Павел, говорит:

— Ну что, мамаша, Константин пойдет на каторгу?

— Зачем ему идти на каторгу?.. Кто узнает?.. — Катерина тревожно смотрит на собравшихся, на Куличкина.

Куличкин вынужден произнести:

— Я не скажу… Я и видал, но не видал… Мое дело маленькое… Какое мое дело?.. Убили — и наплевать… Теперь часто отцов убивают… Нищий вот только видал…

Все хватаются Гаврилы, но того и след простыл. Павел советует:

— Мамаша, все равно узнается, лучше одному идти на каторгу, чем потом будут таскать всю семью по судам…

Константин соглашается:

— Дайте мне денег, я скроюсь.

Катерина достает из-под половицы деньги, отдает сыну:

— Вот, на́ сто рублей… Это я от него наворовала.

Константин, взяв деньги, уходит. Уходят и все. На сцене остаются Павел и его жена.

— Ну вот, Лена, — говорит Павел, — я теперь полный хозяин здесь!.. Я тут все приберу в свои руки… Теперь я раздую кадило… Я буду почище, чем отец… У отца не было подходу к людям… Я буду второй господин Путилов!..

Вся эта сцена, — я многое упустил при пересказе, — производит сильное впечатление. В спорах об образе Павла, о его месте в пьесе, пожалуй, были правы те, кто именно в нем, а не в Потапе, увидел центральный персонаж постановки Бабочкина. Павел должен пойти дальше Потапа, этот знает то, чего не знал прямолинейный, темный Потап; к тому же он побывал в городе, набрался ума, вернулся с прицелом на будущее…

(Работая над этими воспоминаниями, я поинтересовался, не сохранились ли какие-либо рукописи Александра Копкова. Нашел я только стенографический отчет обсуждения «Царя Потапа» в архивах библиотеки ВТО при Доме искусств, — обсуждение состоялось 26 февраля 1940 года. Но и эта находка меня сильно обрадовала. Все-таки много любопытного я вычитал здесь, хотя стенограмма велась плохо, сохранившийся третий экземпляр совершенно выцвел.

Обсуждение вступительным словом открыл горячий пропагандист пьесы — Сергей Цимбал. Он высоко отозвался о пьесе, хотя высказал и ряд критических замечаний. Определяя жанр, он отнес ее к «интерьерной пьесе закрытого действия».

Народная артистка Наталья Сергеевна Рашевская сказала:

— Пьеса замечательная… Она по-настоящему вырисовывается через спектакль… Пьеса много дает не только уму, но и сердцу, заставляет над очень многим призадуматься… Придя домой, я пересмотрела взгляды на очень многие вещи, многим заинтересовалась… Пьеса заставляет жить по-иному! Большая благодарность Копкову!..

Писателю Михаилу Козакову понравились обе постановки. «Царя Потапа» он отнес к крупным событиям театральной жизни Ленинграда.

Здесь, на обсуждении, разгорелся спор о достоинствах и недостатках постановки пьесы в двух драматических театрах. И тут вызвал спор образ Павла.

Много интересного в своих выступлениях высказали драматург Е. Шварц, режиссер Г. Козинцев, художник А. Босулаев.

В конце обсуждения «Царь Потап» единодушно был выдвинут на соискание Горьковской премии.)

Я снова возвращаюсь к тем дням, когда после премьеры «Царь Потап» твердо вошел в репертуар двух ленинградских театров, а вскоре, весной того же 1940 года, в постановке Бориса Бабочкина с большим успехом был показан на проходившей в Москве декаде искусств города Ленина.

Александр Копков стал знаменит. О нем писали центральные газеты, пьеса ставилась и в других городах. Мне особенно запомнилась статья С. Цимбала в «Известиях», в которой он с именем автора «Царя Потапа» связывал многое в советской драматургии.

Став знаменитым, Александр Копков остался прежним Сашей Копковым, хотя ушел из типографии, больше не работал грузчиком, неброско приоделся…

Однажды за обедом в писательском ресторане за соседними столиками собралось несколько шумных компаний. В это время вошли Копков и Решетов и присели за наш столик. Не помню уже, кто из соседей пожурил Копкова за то, что он вот банкетами отметил премьеры своей пьесы среди актеров, а позабыл старых друзей, братьев писателей…

Копков тут же вскочил с места:

— Вы что думаете — пожадничал? — Он выхватил из кармана пачку денег и потряс ими. — Не такой, не такой Сашка Копков! — И горячо, решительно: — Едемте! Будет банкет!

Официанты уже разносили суп.