Иванов день

Повесть Фиша «Падение Кимас-озера» я прочел в «Звезде» еще в 1934 году. Тогда о ней много говорили и писали. «Мы вернемся, Суоми», «Ялгубу» и другие его книги я, конечно, тоже читал, — в тридцатые годы и о них была большая пресса, — а на «Ялгубу» я даже заказывал кому-то из ленинградских критиков рецензию, когда работал в литературном отделе газеты «Крестьянская правда». Попадались мне и поэтические сборники Фиша, и переводы его из Киплинга, но лично мы не были знакомы. Ну, а вскоре Фиш уехал в Москву, куда в те годы перебирались многие ленинградские писатели. Столица всех манила к себе!

Познакомился я и подружился с Геннадием Фишем уже на войне, в Петрозаводске, куда приехал 24 июня вместе с Валерием Друзиным. Несколькими днями позже приехали писатели Николай Вагнер, Павел Лукницкий и Владимир Владимиров. Все мы были прикомандированы к армейской газете «Во славу Родины». В разных жанрах работали приехавшие ленинградцы, и разный у них был жизненный опыт: Друзин — критик, квалифицированный редакционный работник, Вагнер — автор многих очерковых книг, Лукницкий — писатель-путешественник, Владимиров — поэт-сатирик, я — автор одной книги рассказов и одного романа. Но все мы вместе и каждый из нас в отдельности — сугубо штатские люди, не нюхавшие пороха, ну а если что и знали про войну, то только из книг и кинофильмов. Да и возраст у всех был солидный — около сорока и за сорок. Мне, самому молодому, исполнилось двадцать шесть лет — тоже, как казалось тогда, немало.

Группа из пяти писателей, приехавших служить в газете 7-й армии, — правда, газете, приравненной к фронтовой, четырехполосной, — была все же большая, и редактор, батальонный комиссар И. В. Степанов, пришел в отчаяние, не зная на первых порах, к какому делу всех нас пристроить; надо учесть и то, что разрешение для выезда писателей на боевые участки фронта тогда еще не было получено из ГлавПУРа.

Был в редакции и шестой писатель, Геннадий Фиш. Он оказался в Петрозаводске накануне войны и тут же уехал на границу. Здесь, в Карелии, Фиш был свой, на выезд ему ни у кого не надо было спрашивать разрешения. Его все знали, и он знал всех. Ведь его основные прозаические книги написаны на материалах недавней истории Карелии. С 1931 года, когда Фиш впервые приехал сюда, он исходил и изъездил всю республику вдоль и поперек. Здесь же он в качестве военного корреспондента участвовал в войне с белофиннами в суровую морозную зиму 1939/40 года. Он знал все начальство 7-й армии, все правительство Карело-Финской ССР, знал партизан гражданской войны, подпольщиков, финских революционеров, многие из которых были героями его книг. Он печатался во всех местных газетах, его книги издавались во всех издательствах. Он всем был нужен, и ему все были нужны!

Да, я хорошо сейчас понимаю, какими все мы, приехавшие в Петрозаводск, наверное, выглядели желторотыми юнцами по сравнению с опытным военным писателем Геннадием Фишем, который, к тому же, имел высокое воинское звание — батальонный комиссар.

Но Геннадий Фиш был достаточно воспитанным человеком, чтобы не показать ни в чем ни своих преимуществ, ни своего превосходства. Он был прекрасным товарищем! Он мне сразу же понравился своим дружеским расположением ко всем нам, когда впервые, в середине июля, показался в редакции. Загорелый, в выцветшей гимнастерке, полный боевых впечатлений, успевший побывать на одном из самых горячих участков фронта, он мне напоминал бравого пехотного командира, батальонного скорее всего, который только что вышел из «дела», как говаривали в старину.

Блокноты его были полны заметок для будущих статей, пространных корреспонденции, очерков. Побеседовав с нами, введя нас в курс происходящих на фронте событий, он закрылся в своей редакционной комнате и стал стучать на машинке. Фиш работал.

Работал он по десять — пятнадцать часов, не выходя из комнаты. Стук его машинки разносился по коридору, как пулеметная очередь. Поразительной работоспособности был человек, второго такого я не помню не только в годы войны (разве что Всеволод Рождественский, который приехал работать в нашу газету потом, в начале 1944 года), но и в мирное время.

Сдав с десяток статей и очерков, Фиш несколько дней писал для республиканских газет, в часы отдыха навещал друзей, которых у него было великое множество в Петрозаводске. Человек он был компанейский, кого-нибудь обязательно приглашал с собой в «походы». Чаще других с ним шли Друзин или я. Я подружился с Фишем как-то очень быстро, с ходу, уже вскоре мы перешли на «ты» и называли друг друга только по имени. С ним я побывал у редакторов газет и издательств, на радио, у некоторых местных писателей. Как-то Геннадий познакомил меня с известным финским поэтом-революционером Армасом Эйкия, у которого мы, помню, просидели несколько часов за разговорами и кофе.

Вскоре Фиш уехал на западный участок, в район Суоярви.

А дней через пять-шесть наш редактор разрешил уехать в действующую часть мне и Павлу Лукницкому.