Иванов день

— У меня пока хватает забот по армейской газете! Не до рассказов сейчас, — обычно отвечал я, хотя, конечно, на досуге пытался писать рассказы.

Решетов меня всячески ругал.

В очередной приезд в Ленинград зимою 1942 года я привез Решетову сразу четыре военных рассказа по 15—20 машинописных страниц в каждом. Прочтя их, он сказал:

— Получилась небольшая, но хорошая книжка. Отдай незамедлительно в «Звезду» и в Гослитиздат!

Я послушался его. Снес рассказы в Гослитиздат. В «Звезде» я попросил, чтобы дали их прочесть и Тихонову.

И с тем уехал к себе в Седьмую отдельную армию.

Долго я не имел никаких известий из Ленинграда. Но вот пришло письмо от Решетова. Он писал:

«Георгий, книга твоя в Гослитиздате идет в набор. Вот еще один убедительный довод, что меня надо слушать. «Звезда» вышла (первый номер 1943 года), все, что там есть хорошее, — это твои рассказы, чего не могу сказать о своем стихотворении, открывающем этот номер».

Лукавит, лукавит Решетов…

Пришло письмо и из Гослитиздата. Мне сообщали, что моя книга под названием «Четыре рассказа» выйдет в свет месяца через два.

Вслед пришло письмо из «Звезды»; сотрудник журнала критик Д. Золотницкий писал 25 марта 1943 года:

«Номер, где помещены три ваших рассказа, готов был еще в конце февраля. Первого марта он «демонстрировался» на обсуждении, но дистрофики из Союзпечати все еще не могут вывезти из типографии тираж.

«Домик на Шуе» (четвертый из рассказов) понравился мне очень. Но случилось так, что мое мнение не совпало с мнением наших работников. Например, Тихонов нашел в нем «фаталистичность». Так что рассказ отложен. Лесючевский колебался, но мнение Тихонова решило судьбу. Лично я сожалею, поверьте…»

Дальше Д. Золотницкий писал:

«Сегодня по радио читали ваш рассказ «Высота „Неизвестный боец“». Читал В. Я. Софронов из БДТ, и читал неплохо. Рассказы фигурировали и в радиообзоре…»

Все эти сообщения Д. Золотницкого меня обрадовали, хотя было обидно, что «Домик на Шуе», лучший из моих четырех рассказов, не попал в журнал.

Мне надо было, казалось, сердиться на Тихонова, но это было не в моих силах. Уж очень глубоко я его уважал!

А когда через несколько дней я получил «Звезду» № 1 за 1943 год, то и вовсе забыл про свою обиду. С каким трепетом я раскрыл этот номер журнала! Пусть он был напечатан на серой бумаге, пусть он был вдвое тоньше довоенных номеров, но это была блокадная «Звезда», пришедшая в нашу лесную глушь из героического Ленинграда!

Бегло перелистав свои рассказы, я сел и с удовольствием прочел большой очерк Николая Тихонова «Ленинград — Волхов», посвященный освобождению Шлиссельбурга, новогоднюю речь М. И. Калинина, рассказ Э. Грина, стихи… Все мне показалось совершенным, включая стихи Решетова, о которых он мне писал!

Кто же тогда был в редколлегии «Звезды»?.. Всего — трое: Н. Тихонов, Н. Лесючевский и В. Мануйлов. Фронтовая редколлегия!

2

В начале 1946 года я демобилизовался из армии.

Вернувшись в Ленинград, я уже на другой день сел работать над романом «Огни в бухте», который всю войну пропутешествовал со мной. (Оригинал был вывезен на Урал, дважды похищался с чемоданом, в котором лежали и носильные вещи, но все же его удавалось найти.)

Утром я шел, как на работу, в Публичную библиотеку, оттуда — в музей С. М. Кирова (помещался музей в бывшем дворце Кшесинской), а вечерами трудился дома. Какие-то страницы романа надо было переписать, какие-то — дополнить новыми материалами.

Летом я завершил работу над романом и отдал его на чтение сотрудникам музея С. М. Кирова. Сам же уехал на арендованную мной дачу в 126 километрах от Ленинграда, на берег озера Комсомольское.

Вернулся я в Ленинград через месяц. Роман в музее был прочитан. Меня пригласили на обсуждение.

Я внимательно выслушал мнение людей, многие из которых в разные годы работали вместе с С. М. Кировым, хорошо знали его. Были высказаны замечания.

Захватив роман для окончательной доделки, я снова уехал на озеро Комсомольское. Там я прожил около недели, а в конце августа направился в Приозерск вносить арендную плату за дом. И неудачно: в райисполкоме шло общее собрание.