Избранные газели

Вкруг свечи твоего лица я влюбленным кружусь мотыльком,

Я в цепях твоих черных кудрей стал безумным, несчастным рабом,

От живущей в сердце тоски по сокровищу встречи с тобой

Стало бедное сердце теперь разоренным, сожженным дворцом.

Если кто решит хоть на миг о твоих глазах помечтать,

Никогда уж не сможет он в погребке напиться вином.

Видя ныне лицо твое, и простые, и знать говорят,

Что Юсуфа дастан устарел и давно уж порос быльем.

Я был издавна близок тебе, ты меня считала своим,

Но теперь для тебя я чужой, нет мне места в сердце твоем.

Соловей моей бедной души нынче пленник в твоем саду,

Ты в силки поймала его черной родинкой, как зерном.

Тот обет, что принес Атаи, до сих пор стоит нерушим,

Хоть разбила ты свой обет, словно чашу с хмельным питьем.

* * *

Ликом ты подобна розе, кипариса тоньше станом,
За тебя отдам я душу и пребуду бездыханным.

За короткие мгновенья, что с тобой провел я, был я

Старцем Нухом долголетним и всесильным Сулейманом.

Нагляжусь ли я на кудри? Пусть мне голову ты срубишь,

Все равно — стремиться буду к ним я взглядом неустанным.

Можем мы догадки строить об изящном стане милой,

Но догадки приложимы ль и к устам благоуханным?

Для аята совершенства в книге прелести великой

Толкование любое будет, право, даже странным.

С милою моей разлука выжгла мне клеймо на сердце,

И меня всегда узнают — мечен я клеймом багряным!

Атаи, в твой лик влюбленный отдал душу безвозвратно,

Ты ни разу не сказала: "Умер тот, что был желанным..."

* * *

Скажешь ты: "Пожертвуй жизнью: я хочу, мой Атаи!"

Что ж, я здесь, стреляй вернее, только гнева не таи!

Если хочешь, сердце, душу ты себе навек оставь,

А не хочешь, продавай их — все равно, они твои!

Красоты вином, я вижу, ты совсем опьянена,

Верности вина отведай — нет живительней струи!

Бренна эта жизнь, и людям только на пять дней дана;

На лицо луны смотреть я буду в кратком забытьи.

Выше неба запущу я стрелы быстрые любви,

Если только скажешь: "Где же ты пропал, мой Атаи?"

* * *