Хорасан. Территория искусства

Решение Грабара выделить отдельные мотивы, разделить композицию на части, во-первых, соответствует его генерализирующей линии оптического распознавания, и, во-вторых, свойственно не только ему. В одной из известных современных книг по архитектуре исламских регионов (с участием и нашего автора) в разделе об орнаменте устанавливается принципиальная нацеленность орнамента на деление, привнесение и изъятие отдельных элементов. Этот раздел написан известным специалистом но искусству стран Ислама Д. Джонсом⁵⁶.

И вновь мы обращаемся к тому, что уже было сделано в теории искусства Риглем. Он говорил еще и о двух режимах существования визуальности – тактильности и оптичности. Грабар настолько сужает свою точку зрения, что его вычленение из общей композиции двух фигур и предложение вглядеться в них можно счесть за зрительную тактильность, когда глаз становится «органом тактильности»⁵⁷. Он явно пренебрегает более общим, оптическим и охватывающим взглядом на композицию. Зедльмайр, впрочем, обращаясь в упомянутом разделе книги «.Искусство и истина» к типологии Ригля для двух видов зрения, говорит, что тактильность неизбежно должна быть дополнена и в конце концов, обратиться в оптический охват всего целого. Целое должно превалировать над частью, этот риторический закон касается любого проявления в процессе осуществления силы искусства (Kunstwollen, что переводится на русский язык как художественная воля, хотя для этого словосочетания существует иное выражение – kunstlerisches Wollen⁵⁸). Ригль говорил о разных Kunstwollen в отдельных историях искусства (и даже храмах) или при переходе от язычества к христианству⁵⁹. Стилистические основания Kunstwollen продолжают свою жизнь в более поздних сочинениях, когда, например, Г. Бандманн рассказывает об архитектурном орнаменте во время династии Каролингов⁶⁰.

Искусство обладает своей энергетикой, своей «созидательной силой» (schopferische Kunstwollen⁶¹), позволяющей ему осуществлять свои потенциальные возможности, буквально желание, надежду в перспективе будущих свершений. Поэтому-то в самом искусстве, по Беньямину, наличествует и память, и свой взгляд на мир. Об этом, как мы помним, писали и теоретики венской школы. Почти о том же говорил еще Плотин, замечая, что красота искусства и собственно искусство растягивается по материи, захватывая все больше и больше пространства (см. об этом подробнее в Главе I). Возвратимся к методу Грабара.