Хорасан. Территория искусства

Вторым примером мы избираем рукописную страницу, на фоне которой выступает текст и изображение (ил. 150). Однако это не просто страница, а собственно орнамент, обладающий изрядной силой репрезентации, что не позволяет считать его просто фоном. Повторим: страницы, образно говоря, не существует, ее место занимает орнамент. Собственно орнамент позволяет осуществить себя той интериорности, которая имеет прямое отношение к книге в целом. Уникальность книги составляют не только ее автор, ее содержание, но и порядок ее интериорного оформления.

Грабар, уточняя свойства орнамента, указывает на стремление орнамента сплошь занять покрываемую плоскость, и далее следует общепринятое напоминание о horror vacui, боязни пустоты⁶⁹. Эта боязнь пустоты, по мысли автора, является одним из условий появления орнамента в искусстве и архитектуре мусульман. Надо сразу сказать, что подобные характеристики не соответствуют его «прэгнантному» образу. Земперовские заверения о неуемности декора украшать стены жилищ давно уже пересмотрены.

Эстетические функции орнамента не ограничиваются украшением стен. Функции орнамента состоят не в том, чтобы статично заполнить пустующие стены, напротив, динамика орнамента заставляет его создать свое пространственное, скорее, предпространственное поле⁷⁰, обретая тем самым собственный «наглядный характер» (Зиммель, Зедльмайр). Важнейшей образной функцией «наглядного характера» орнамента становится как тотальное покрытие пустот поверхности стен, так и создание динамичной, проникающей сквозь эти же стены оболочки. Внешняя оболочка словно выворачивает стены наизнанку, она репрезентирует внутреннюю оболочку, состоящую вновь из орнамента, но уже внутреннего, интерьерного. Напомним, что семантически акцентированным элементом архитектурной композиции в иранской архитектуре является раннее появление вынесенных вперед пиштаков, убранство которых с достаточной убедительностью свидетельствует о характере убранства интерьера. Напомним, что первый пиштак появляется в композиции мавзолея Араб-Ата (978 г.).

Сводчато-портальная форма пиштака и есть воплощенная пустота, своей формой и манерой орнаментального убранства указывающая на характер внутреннего пространства построек и соответствующую форму михраба. Можно сказать и иначе. Орнаментально выделенный пиштак вызывает пустоту двора мечети или медресе, прокладывая к ней путь верующего. Иран в раннее сельджукидское время предложил новую крещатую (четырехайванную) форму двора, где каждый из айванов вновь постулирует композиционное и концептуальное присутствие пустоты.

Именно в этом месте возможны рассуждения о трансцендирующих функциях портально-сводчатого входа в мавзолеи, мечети и медресе и даже в иранской миниатюре⁷¹. Однако суждения о сказанном возможны при условии сохранения непрерывности пространства, его целостности, не разделяя образное восприятие заряженности на пустотность пиштака, открытость двора и наполненную пустоту интерьера. Налицо и симметричность между изоморфизмом имманентной силы пустоты и соответствующей организацией архитектурных построек, начиная с саманидского времени. Только при исполнении указанных условий возможен выход в область рассуждений вероисповедного характера. Пиштак – это важнейшая фигура силы архитектурного целого иранского зодчества.

Несколько слов должны быть сказаны о значении пустоты в духовной культуре иранцев:

«Пустота одновременно динамична и стабильна, являясь образцовой моделью основания для всего сущего. Это место, из которого все вещи изошли и сойдут в Абсолютное Единство. Понятие пустота в равной степени относимо к фана (аннигиляция) и бака (вечность) в суфизме, и к пути, выверенному по via negativa в Христианстве»⁷².

Сказанное требует дополнительных разъяснений. Орнаментальное убранство пиштака, таким образом, изоморфно священной пустоте и убранству внутреннего пространства.

Фигура пустоты явно коррелирует с орнаментом. Орнамент не просто заполняет пустоту стен, орнамент внутренне, неотъемлемо связан с пустотой, которая предикативно настраивает орнамент на динамическое освоение незаполненных пространств. Не орнамент покрывает пустотность поверхности, а пустота встраивается в орнамент. Собственно по этой причине выше мы говорили о том, что архитектура встраивается в орнамент только потому, что архитектура исполнена пустоты, пусть даже сверхзначимой пустоты.

Вход между тем является одновременно и выходом, выполняя тем самым символические функции михраба в интерьере архитектурных построек, также богато убранного узорочьем. Сгущение орнаментальных мотивов на поверхности пиштака и михраба является образным средоточием, полнотой и исчерпанностью орнаментального гештальта. Поэтому легко себе вообразить вероятностное разнесение-рассеивание орнаментальных мотивов по внутренним и внешним стенам построек в том случае, когда этого не было сделано в прошлом. Начиная с эпохи Тимуридов подобное рассеивание орнамента по стенам архитектурных построек стало обычной практикой.