Свои картины он и строит, как плотник, – они не провалятся. Осенние рощи сложены на совесть. Прочные постройки из яблок и груш рассчитаны не на дурика – это не прыткий новодел, а сложные цвета и убедительность художника: не взбалмошного гения, а разумного инженера, по-мужицки старательно собирающего по кирпичику новое здание.
Можно ахать и фыркать, что это «прошлый век», «совковый реализм», что это не в моде, не в тренде, не в хайпе, но только родниковая вода на картинах Коверина – действительно родниковая, а «чистый хлеб великой Победы», который в одноименной работе краеугольным камнем водружен на дощатый дубовый стол с аскетичной обстановкой, – действительно хлеб, который выпек замученный историей народ-победитель.
Коверин – старатель упорный и впечатлительный. Резкий в оценках, он рад поклевать и клянет на все корки местный Союз художников, заводясь с пол-оборота: «Серость эта… Устал я с ними бороться, не хочу говорить… Ивановских художников вообще смотреть нечего! Кто они такие, когда были Дейнека, Кончаловский, Корин!»
Он ценит в жизни монументальное начало, скрепляющий стержень. Листая альбом с его репродукциями, внезапно ощущаешь дух исчезнувшего строительства, социалистических пятилеток, грандиозного замысла, который ковали люди вроде Гайдара или того же Дейнеки, да так и не выковали. Мир изменился. От всей идеологии остались обшарпанные демагогические лозунги и пшики, а Коверин не сдался (у него – свое!) и пишет картины: «Земля моей родины», «Плотницкая каша», «Дом волгаря», «Торжественный май».
Его пояснения становятся все печальней. Про картину «Сосна» художник сообщает: «Спилили сосну». Про другую работу, где окраинный дом с деревянным колодцем: «Дома больше нет, колодец заколотили». На третьем холсте – сарай одинокий в осеннем поле: «Упал сарай, заросло все напрочь».
А талант остался – не больше и не меньше, чем он был нужен, как раз впору.
О нем
«Коверин получил отличное художественное образование, заработав его годами терпения и нелегкого труда…
Он никогда не считал себя реалистом, но, несмотря на художественные увлечения и пластические поиски, всегда оставался в пределах традиционной реалистической школы…
Искренняя любовь к малой и большой Родине, к своим историческим корням воплотилась в пейзажных картинах и скромных „деревенских“ видах. Темой памяти, обращением к национальным традициям и многовековому народному укладу, сыновней благодарностью за жизнь без войны пронизаны многие его картины-натюрморты последнего десятилетия… Постоянная смысловая перекличка с прошлым важна для Коверина, ибо там его истоки и корни, его „родниковая вода“, которую и пить-то надо по глоточку…
Александр Васильевич прошел немалый путь в искусстве, ни разу не изменив себе, своим принципам. Никогда не подстраивался под конъюнктуру и спрос, писал только то, что чувствовал, переживал, что считал истинным».
Он о себе
– Мы «мелкопоместная буржуазия». У деда баржа была на Волге. Большевики отняли. И у меня очень двойственное отношение к празднику Октябрьской революции, хотя мне и нравился Советский Союз. Тогда даже в колхозе художника уважали, а в нынешние времена все это дело размазали по говну, в грязь художника лицом положили. Сейчас если сделать что-то на уровне Репина или Сурикова – это все равно не будет воспринято. И я поэтому для себя теперь пишу, пока есть здоровье, а оно, кстати, то есть, то нет.
– Работать надо долго. Первое ощущение схватить легко. Серов говорил: «За раз-то каждый может написать». Некоторые картины я пишу по несколько месяцев, хотя они небольшие по размеру.
– Для «Летней поры» я сделал их штук пятнадцать, писал четыре месяца: один этюд – до обеда, другой – в обед, третий ближе к вечеру, – все искал состояние, и однажды из‐за леса стала надвигаться небольшая гроза, впереди нее побежали облачка тесными кучками, а солнце стояло еще высоко. Я этюд закончил, а потом из всех он показался мне наиболее удачным. Есть у меня натюрморт «Иваныч» – там стол, пила, инструменты плотницкие. Я кучу рисунков для него переделал: и пастелью, и черным соусом.
– У меня отец был Василий Иваныч. Я эту картину назвал в честь отца. Он плотником работал.