Книга про Иваново (город incognito)

– Сестра моего деревенского товарища как-то поехала подавать документы в один ивановский техникум, и она мне сказала, что в Иванове есть учреждение, где учатся на художников. Это было в шестом классе, пятьдесят девятый год, – и все: на этом учеба в школе для меня закончилась. Я стал готовиться поступать на художника. Математику списывал, историю, географию; на перемене наскоро параграф полистаешь или прямо на уроке, пока кто-то отвечает… В общем, я учился с двойки на тройку, но дело в том, что в других учебных заведениях, связанных с живописью, – я уже учился почти на «отлично». Большим подспорьем для меня стало, когда к нам приехали студенты из Палеха оформлять колхозную контору. Я учился в девятом классе, а они были после первого курса, и я с ними ходил писать акварелью. Гляжу, а у меня вроде не хуже получается. Еще на меня крепко повлиял фильм «Василий Суриков» – я его посмотрел, и в детском мышлении у меня все решилось. Это было в марте месяце, в солнечный день – я сидел на крыльце школы (крыльцо – высокое), и я себе сказал: что бы ни случилось, как в будущем судьба ни повернется, я на двор или в сарай с веревкой не пойду. Пусть будет как будет – я постараюсь овладеть профессией художника. Если с сегодняшней колокольни говорить, меня интересовала живопись как средство познания. Человек просыпается, когда у него работает око познания. Око познания работает – ты сидишь и должен писать, а над тобой стоит жестокий контролер. Жестокий контролер – это твои профессиональные качества, а во-вторых, это твоя совесть. Совесть является ОТК, клеймом качества, мерилом твоей работы. Я хотел идти вперед за знаниями, открывать себе глаза – за холстом, с красками.

«Совещание в Хельсинки»

– Что вдохновляет на создание картин?

– Посылы для работы могут быть разные – увиденный в жизни факт, прочитанная книга, свето-цветовой эффект.

– Как сюжет выбираете?

– Непривередливо. Что на дворе, какую погоду нам синоптики организовали, – такую и делаю. Написал недавно пасмурный день, а назвать думаю «Осенняя благодать». Чтобы было пасмурно по краскам, по тону, хмуро и даже по-своему нелюдимо, а от картины веяла благодать, светлое чувство.

– Собственная манера не надоедает?

– Мы с любой манерой боремся! Но от себя куда убежать? Сурикова все равно на лопатки не положишь – как ни извернись или на голову ни вставай. Поэтому я не хочу сейчас делать открытия – поле искусства уже истоптано, а наши полудурки (в интернет загляни) взяли на себя обязанность все время делать открытия – с нашими-то умишками делать открытия! А «учиться, учиться и еще раз учиться», как говорил Ленин, учиться у великих наших художников (а вдруг что-то и у тебя самого выскочит боком) – про этот постулат забыли.

– Как родители отнеслись к вашей затее поступать на художника?

– У отца был один класс образования, мать вообще необразованный человек. Я часто говорил: «Пап, садись – буду тебя рисовать». Он был моим «учебным» предметом, и когда я из армии вернулся, надо было что-то для училища подготовить. Я написал портрет отца – он у меня и сейчас висит на стене в деревне. Я на него смотрю – надо же, здорово, черт побери. Только в красках несколько чуть то рыжевато, то красновато, а форму сделал хорошо. Как удалось – не знаю. Никто ж ведь не учил.

– У вас в мастерской висит портрет вашего педагога по Строгановскому училищу – Гелия Коржева. Помните какую-нибудь сценку с его участием? Что важное вы от него услышали?