– Сейчас больше дизайнеры выходят. Они делают интересно, но это не для меня. Мои работы тоже цветные, но у меня же не дизайн, это к другому относится.
– Полнó! Рерих, Сарьян, Поленов, Шишкин. Ван Гога я люблю. Я через него понял, что без цвета ты не художник, цвет сразу зажигает красоту, пробуждает чувства. Репин мне с детства нравился – он тоже не так прост. Старые мастера никуда не ушли, и я от них далеко не ухожу. Я просто в реализме пытаюсь сделать ярче, чтобы – ух! бум! – как в песне хорошей.
– Шевчук, Цой. Я, по сути, у них и научился закладывать одну, особенную мысль в произведение – чтобы все вело к ней, чтобы в картине все читалось ясно и просто, как в поговорке. Над поговорками не думают, а они на нас действуют. У Цоя тоже все просто, он лишнего не скажет – даже в интервью. А как в изобразительное искусство такое перевести? Я упрощал все до степени яркости.
– Да, я был маляром, потом стал слесарем – в том же ТТУ. Как-то спокойно меня перевели с одной должности на другую, подсказали, где надо. Потом сократили, и куда я теперь? Для художников нет ничего. Нужны дизайнеры с программами, а я не хочу, неинтересно.
– В Текстильную академию, но я ее не любил – там все было не так. Я там терпел, и меня там терпели.
«Воображение у меня не очень»
– Начинаю так – первый день выбираешь сюжет, на другой подгадываешь под него: в какое время выйти на природу, чтобы вернулось то же состояние, чтобы солнце так же падало… Выбираешь формат – штук пять листов выкинешь, прежде чем поймешь, какой нужен. И вот когда ты уже уловил, начинаешь писать и сам с головой загребаешься в эту писанину…
– Изолируют. Когда меня из ТТУ уволили, я у тети Иры, соседки, в саду писал, отрешался от всего, закрывался полностью. Не то что каким-то космонавтом летал… Это тяжело, от работы устаешь.
– Она, знаешь, очень маленькая. Говорят – «вдохновение»… Вдохновение – ерунда. Там какой-то есть момент, градус, когда у тебя получилось, но он такой мгновенный – когда ты довел, довел, и все: счастлив, «пойду домой, чайку попью». Но надолго ли это? Ты приходишь – у тебя делов навалом, проблемы нерешенные… Поэтому пишу я редко, получается не сразу. Чтобы вышла работа, нужно сотню листов перемахать, нужно месяц ежедневно хотя бы часа по два, по три выделять время, отрешаться каждый день, а если у тебя все на нервах?
– Я тоже так говорил десять лет назад: «Ничего меня не переубедит, я поднажму и буду художником». Хер там. Десять лет тыкал-тыкал, тыкал-тыкал – и ничего. Не знаю, куда дальше. Слишком все заело.
– Без контрастов красоты не добьешься, вяленько будет. Мне хочется, чтобы красота выплеснулась. Я к одному все иду-то – лишнее убрать, главное оставить.
– Нет, я же ничего не искажаю, не пишу картины-фэнтези. Меня натура подталкивает. Придумать можно много, и придумать глупо, как обычно и бывает, но я реалист, воображение у меня не очень. Если я не вижу, я не нарисую.
УЛИЦА МУХИНА
«Там на неведомых дорожках / Следы невиданных зверей» – такой была моя первая ассоциация при взгляде на гобелены Владимира Мухина.
Персонажи на них действительно сказочные или, точнее, мифологические. Вот сторожевая рыба охраняет морские жемчужины. Вот козлы-мудрецы в профессорских очках. Вот молодильные яблочки для Ивана-дурака.
Вот ящерицы, зебры, хамелеоны.
Вот лестница в небо, вокруг которой ходят элегантные хищные птицы. Зачем птицам лестница? У них же есть крылья. Образы неоднозначны и оттого увлекают.
При всей «фэнтезийности» работы строго выверены, взвешены и продуманы – на создание одного гобелена (как правило, стороной метр на метр) уходит до полутора месяцев работы. Мастерство идет рука об руку со здравым смыслом, диковинность с простотой.
Искусствовед Елена Толстопятова назвала Мухина «Ловец солнца и ветра».