Книга про Иваново (город incognito)

Были друзья по улице,
Были по школе друзья,
Только в друзья по юности
Я никого не взял.

За неименьем не бедствую,

Не пребываю в тоске,
В лодочку сев одноместную,
Тихо плыву по реке.

Пусть даже праведна заповедь,

Что дружбу водой не разлить,
Только кувшинки по заводям
С кем-то не стоит делить.

Собственно, его поэтический талант, как и эти самые «кувшинки по заводям», оказался в Иванове совершенно не у дел, ни к селу ни к городу. Один из деятелей Ивановской писательской организации так отозвался о творчестве Кузнецова: «Все это малоинтересно, разве что в самиздатовском сборнике, среди другого прочего: там вольному воля».

Между тем стихи Кузнецова с удовольствием прочитали и по достоинству отметили такие разные люди, как питерские поэты Андрей Нитченко и Дмитрий Григорьев (оба лауреаты серьезных литературных премий федерального уровня, Григорьев выразился: «Такие люди украшают бытие»), прозаики Евгений Эдин и Катерина Гашева. Вероятно, самый известный из современных писателей Захар Прилепин написал о Кузнецове: «Хороший дед. Говорит и пишет „живыми“ словами, а не ворованными. Молодой. Действительно лучше многих патентованных».

Думаю, что время все расставит по местам. На мой взгляд, Станислав Кузнецов, как никто другой, сумел выразить Иваново как «чертово болото», которое он и воспел, и проклял. Оно его погубило, но вместе с тем подарило дружбу, любовь, вдохновение. В этом смысле Кузнецов для меня один из самых ивановских поэтов. Недаром, когда читаешь подборку его стихов, постоянно наталкиваешься на с детства знакомые каждому ивановцу топонимы: Шудровская палатка, площадь Пушкина, Багаева, улица Маяковского, где Стас когда-то жил, пятый троллейбус, Уводь, воробьевская церковь.

Или вот такое:

Искал я счастье, как чумной,
На круглом глобусе,
А счастье ездило со мной
В одном автобусе.

От нищеты впадал в печаль,

Бесился с жиру ли,
А все его не замечал
За пассажирами.

Я место сзади занимал,

А счастье спереди.
Мы были рядом, кто бы знал,
Почти соседями.

Как ты такое допустил,

Господь всеведущий, —
Я на Ташкентской выходил,
Оно на следующей.

В отдельный цикл можно выделить стихи Кузнецова, связанные с его посещением наркологической лечебницы в Зинове. Оно фигурирует чуть ли не в десятке его стихотворений и становится для поэта таким же знаковым и символически значимым местом, как Болдино для Пушкина или Таруса для Цветаевой:

Болдино, Тарханы, Константиново,
Шахматово, Коктебель и… Зиново.

Ясно, что наркологическая клиника – не дворянская усадьба, но и она его не сломит. Поэт чудесным образом сам подчиняет себе обстоятельства:

Не поэтическое место —
Больничный здешний туалет,
Сидим, как куры на нашестах,
Несем друг другу всякий бред.

Вполне приличные ребята,

Хотя случается – дерьмо.
Кому-то Зиново – клеймо,
Кому – достойные Пенаты.

Да, во многих своих вещах Кузнецов идет от отрицания ситуации, через зло и негатив, анархизм и безобразие. Многие вещи ему открываются в падении – из канавы видней, как ярко и мучительно сияют над нами звезды. Причащение к Высокому идет через низ. Это ли путь? Многие открывали для себя святость в юродстве. Вспомним также традиции русских народных заговоров «на смерть», когда мать пела заболевшему ребенку: «Унесу тебя в лесок, закопаю тебя в ямку», – к таким жутким заклинаниям прибегали в крайних случаях, когда по-хорошему не получается; считалось, что таким образом можно напугать и оттолкнуть смерть.

Мы выходим на тему, которая присутствует в творчестве Кузнецова несколько потаенно, напрямую высовываясь разве что в «Вышла с трамвая на площади Пушкина…» или в созвучных с ними «В каком году, какого дня / Мне в гроб придется лечь…».

Тут мы сталкиваемся с тем, что при фактическом неверии и часто злословии по отношению к христианству Кузнецов все же верит в бессмертие души, и верит настолько, что оно его пугает:

Я представил на мгновенье,
Если даже так случится,
Что я старым околею,
Кто придет ко мне проститься?

Повзрослевшие родные,

Или неродные дети,
Или призраки ночные,
Что блуждают по планете.