Коктейль из развесистой клюквы

   – Прости и помилуй! – кивнула и я, отчаливая от стола вахтерши.

   – Ленка, ты слышала? – повернулся ко мне Вадик, устроившийся на подоконнике редакторской с дымящейся чашкой в одной руке и пирожным в другой.

   Все посадочные места в кабинете были заняты, штатные сотрудники редакции в полном составе лакомились пирожными. Аккурат вчера кондитерский комбинат «Тамань» расплатился с нашей телекомпанией за прокат рекламного ролика, присовокупив к безналичному перечислению сладкий подарок – пять больших коробок с тортами и пирожными. Бонус приняли с благодарностью и изничтожали с аппетитом.

   – Горохов попал в аварию, слышала, – кивнула я, отвечая Вадику.

   – Ты слышала, а я видела! – передернулась чувствительная Наташа.

   – Как это? – удивилась я.

   – Да авария-то здесь, на нашем перекрестке, случилась. А я как раз в «ложе» была, – покраснев, ответила девушка.

   «Ложей» мои коллеги окрестили женский туалет. Наша дамская уборная расположена в угловой комнате дома, и из ее окна открывается великолепный вид на городскую автомагистраль. Наверное, архитектор, проектировавший здание, не предполагал, что данное помещение однажды будет задействовано для отправления естественных надобностей, иначе не придумал бы заменить одну стену комнаты огромным зеркальным стеклом. Из суперокна видны три квартала оживленной улицы, с ответвлениями и тротуарами по обеим сторонам. Сидя, пардон, на унитазе, можно беспрепятственно любоваться снующими машинами и людьми. Особенно красив вечерний вид из «ложи»: прорезающая кварталы старых купеческих домов прямая магистраль, точно стрела в мишень, вонзается в алый кружок заходящего солнца… Наши редакционные дамы, натуры сентиментальные и романтические, любят под вечер посидеть в «ложе» с сигареткой и чашечкой кофе.

   – Ага, мы тут чай-кофе пили, а Натали с Любовью Андреевной извинились, взяли свои чашки и ушли из редакторской, – в унисон моим мыслям сообщил Аслан Буряк. – Не было их долго. Я уже даже начал беспокоиться, что вчерашний тортик несвежий оказался и у дам приключилось расстройство…

   – И точно, приключилось! – вступил в разговор режиссер Слава. – Прибегает Натаха обратно в редакторскую абсолютно расстроенная. Губы у нее дрожат, а лицо все белое с прозеленью, как кафель в туалете. Я сразу понял: что-то случилось!

   – Лицо под цвет кафеля – это мимикрия? – с интересом спросил Вадик, подмигивая смущенной Наташе.

   – При чем тут мимикрия? Я же не хамелеон какой-нибудь! – обиженно возразила та. – И не камбала.

   – Я еще не встречал никого, кто был бы меньше похож на камбалу, чем ты! – согласился Вадик.

   Наташа осеклась и задумчиво оглядела свои складчатые бока.

   – Короче, что ты видела? – вернула ее к теме я, устав дожидаться, пока балагурствующие коллеги прояснят ситуацию.

   – Я увидела, как красная машина на запрещающий сигнал светофора выкатилась на середину перекрестка, – выпалила Наташа. И нервно зачастила: – А справа – грузовик! Он «Ауди» – бам в бок, она и полетела! А со встречной как раз бетономешалка выворачивала! «Ауди» – шарах ей в задницу, прям под резервуар! А тот ка-ак плюнет раствором! Раз – и «Ауди» уже не красная, а серая!

   – И Наташка тоже вся серая прибежала, – опять перехватил инициативу Слава. – Орет: «Ой, там авария!» Ну, мы и подумали, что авария в самом сортире случилась, воду прорвало или, наоборот, канализация засорилась. А Натаха еще вопит: «Ее накрыло, с головой накрыло!»

   – Мы и подумали, что накрыло Любовь Андреевну, – встрял Ослик. – Она же с Наташей вместе ушла! Уже хотели бежать ее спасать, искали противогазы и гидрокостюмы, а тут Любовь Андреевна сама приходит.

   – Захожу я в редакторскую и говорю: «Вовка, на перекрестке авария. Такая же «Ауди», как твоя, в бетономешалку влетела», – поспешно проглотив кусок торта, приняла эстафету Любовь Андреевна. – Смотрю – а Вовки-то в кабинете уже нет. Уехал Горохов на своей красной «Ауди»!

   – И зачем только мы пожадничали, не дали ему четвертый кусок торта! – посетовал Слава. – Задержался бы Горохов в редакторской, разминулся бы с грузовиком!

   – Торт был из наших закромов? – спросила я. – Его еще кто-нибудь ел?

   – Его кто только не ел! – ответил Ослик.

   – Мы с Ленкой его не ели! – буркнул Вадик. – Мы на съемке были.

   – А что Вовка пил? – спросила я.

   – Да он трезвый был! – заявила Наташа.

   – Что он пил, чай или кофе? – Я повысила голос. – С сахаром или без?

   – Без сахара, – поджала губы Любовь Андреевна. – С гадостью своей химической. Горсть таблеток в кофе себе высыпал – и все мало ему было!

   Я кивнула. По всему получалось, что я верно догадалась: снотворное было у Горохова при себе, в витаминно-сахарольном пузырьке. Оставалось выяснить, кто заменил Вовкин сахарол снотворными таблетками. А также – когда и зачем.

   Не обращая уже внимания на болтовню коллег, я вышла из кабинета и проследовала в приемную, где было пусто – очередной халявный тортик оттянул народные массы к нам в редакторскую. За просторным столом в одиночестве скучала секретарша Анечка, перманентно сидящая на строгой диете.