Это разрешение может состоять лишь в том, что общественная природа современных производительных сил будет признана на деле и что, следовательно, способ производства, присвоения и обмена будет приведен в соответствие с общественным характером средств производства. А это может произойти только таким путем, что общество открыто и не прибегая ни к каким окольным путям возьмет в свое владение производительные силы, переросшие всякий другой способ управления ими, кроме общественного…
Заставляя всё более и более обращать государственную собственность, крупные обобществленные средства производства, капитализм сам указывает путь к совершению этого переворота.
Эти строки стали хрестоматийным местом в марксизме. Чуть позже Ленин фактически повторил их в своей работе «Империализм как высшая стадия капитализма». Повторил с дидактическим апломбом, удивляясь тому, что всё еще существуют люди, которые не понимают этих азбучных истин.
Подобная эйфория и апломб прекрасно иллюстрируют, как плохо марксисты понимают социальную теорию Маркса, сколь беспомощны они в её применении. Фактически, Энгельс демонстрирует явное разложение политической доктрины марксизма – факты вопиют, а он всё ещё твердит о скорой пролетарской революции.
В самом деле, последуем за фактами и некоторыми достаточно резонными суждениями Энгельса. Развитие производительных сил приводит к концентрации производства. Возникают всё более крупные хозяйственные структуры, вытесняющие старого доброго буржуа-единоличника. Эти структуры являются фактически коллективным субъектом капиталистического производства и присвоения. Временами, тенденция отчетливо клонится в направление огосударствления всего производства. Буржуазия оказывается во многом вытесненной классом бюрократов-менеджеров. «Если кризисы показали неспособность буржуазии к дальнейшему управлению современными производительными силами, то переход крупных производственных предприятий и средств сообщения в руки акционерных компаний, трестов и государства доказывает ненужность буржуазии для этой цели. Все общественные функции капиталиста выполняются теперь наемными служащими. Для самих капиталистов не осталось другой общественной деятельности, кроме загребания доходов, стрижки купонов и игры на бирже, где различные капиталисты отнимают друг у друга капиталы. Капиталистический способ производства, вытеснявший сперва рабочих, вытесняет теперь и самих капиталистов, правда, пока еще не в промышленную резервную армию, а только в разряд излишнего населения».115
Если Энгельс прав (а он прав лишь отчасти: подобная тенденция есть, но она пока еще не привела и скорее всего не приведет к полному огосударствлению производства) то, что можно сказать по этому поводу? Естественно, сказать с точки зрения трезвого марксистского взгляда, не затуманенного милыми сердцу ожиданиями. Если развитие производства ведет к огосударствлению производства и упразднению общественной функции буржуазии по организации производства, которая переходит в руки менеджеров-бюрократов, то однозначно можно говорить об эволюционной смене формаций. Но эта смена не капитализма социализмом – последний у Энгельса просто появляется как Бог из машины – а смена капитализма политаризмом (индустро-политаризмом), то есть, общественно-экономической формацией, где государство является доминирующим или господствующим субъектом на социальном поле, и где пролетариат является эксплуатируемым классом, а бюрократия – новым господствующим эксплуататорским классом. Образно говоря, Энгельс похож на доброго дядюшку, который, видя, как невеста его племянника обвенчалась с другим, теперь с энтузиазмом объявляет племяннику: «Вот видишь, всё происходит так, как я и предсказывал. Наконец, сложились наиболее удачные условия для того, чтобы ты мог предложить ей руку и сердце. Ваше счастье гарантировано!».
Удивительно, как Энгельс не замечает выступающего на мировую арену «нового класса», как сказал бы Джилас, – класса бюрократии. Именно этот вывод следует из всего рассуждения Энгельса. Но он, почему-то не замечает его, рассматривая бюрократию лишь как скромного стряпчего, услужливо передающего власть и собственность из рук буржуазии в руки пролетариата.
Удивляет и то, что Энгельс странным образом не замечает, что из его рассуждения следуют два неприятных для него вывода.