Криминальный диагноз

Что же мы имеем? Лучше задаться вопросом, что я имею на данный момент. Ответ, первым приходящий на ум, — ничего. Наташка с бабками, должно быть, благополучно пересекла границу и теперь находится неизвестно где. Денег у меня — ноль, даже не очень понятно, как я выберусь к ней, если мы сможем связаться. Именно если, потому как ей могли уже сообщить, что я отправился вместо Голландии на кладбище. Тогда она лишь поставит мне свечку в амстердамском храме. Может быть, даже очень толстую свечку, но вряд ли мне это поможет. А остаться здесь… Если меня не добьют мафиози, то за дверью могут ожидать другие сюрпризы, начиная от милицейской печати на замках и заканчивая новыми владельцами моей квартиры, наследниками, так сказать.

Перспектива мрачноватая, но впадать в отчаяние еще рано. У меня ведь есть телефон этой Нины Полеску. Надо для начала разобраться с ней.

Я взял телефон, набрал номер. Трубку сняли после первого же гудка, и низкий мужской голос выдал какую-то фразу на французском. Единственное слово, которое кажется мне знакомым, — «модерн». Хотя слово это может запросто оказаться чем-то другим, похожим по звучанию. С французов станется: для них проглотить пяток букв ничего не стоит.

Я спросил, не говорит ли мсье по-английски. Не говорит.

— Мадам Полеску, — произнес я как можно четче. — Мадам Нина Полеску.

После небольшой паузы мой собеседник выдал новую трель. Красивый язык, мелодичный, но ни черта не понятно.

— Мадам Нина Полеску, — повторил я как попугай, а в ответ все та же тарабарщина.

Кладу трубку.

Это не конец света. Можно позвонить позже — вдруг там будет человек, говорящий по-английски или даже по-русски. Буржуи — народ образованный.

Непонятно только, почему человек говорит на французском. Я полагал, что звоню в Голландию.

Я подошел к бархану из книг, вываленных на пол. Порывшись, отыскал телефонную книгу. Нашел код. Вот те раз! Оказывается, я звонил в Париж. Почему в Париж? Ведь мы договаривались насчет Амстердама!

Похоже, я умудрился забыть что-то слишком важное. Я почему-то звоню в Париж какой-то Полеску, вместо того чтобы ехать в Амстердам…

Да, именно ехать! Ведь я должен был сегодня утром отправиться на туристическом автобусе в путешествие по Европе. Путешествие, судя по всему, накрылось. Во всяком случае, информация о поездке была записана на одной из вырванных страниц ежедневника. Конечно, если Валдис считает меня мертвым, то они не станут проверять автобус, но лучше не рисковать и выбираться другим способом. Бандюги могли позвонить в агентство и от моего имени отказаться от поездки, чтобы не спровоцировать преждевременный розыск.

Паспорта мои, путевка и двести баксов на дорогу лежат в камере хранения на Белорусском вокзале. С ними, надеюсь, ничего не случится. И пока Валдис считает меня покойником, надо уносить ноги. Не знаю пока как. Хоть автостопом. Визы у меня есть, так что через границы я пройду даже пешком. Хуже ситуация с деньгами. И достать их негде: ни занять, ни получить с должников, потому что «воскресать» опасно. Лучше считаться мертвым. Валдиса недооценивать нельзя. Это я понял давно. Тогда же, когда понял и то, что ему нельзя доверять.

Продав Гришаеву ломтик своей памяти, я считал, что совершил вполне удачную сделку. С одной стороны, я неплохо заработал. С другой — мне дали академический отпуск, что оставляло мне шанс не завалить сессию. Сказать по правде, надежды сдать математику у меня не было никакой: из всех лекций я посетил только одну.

Так что я лежал в палате, ожидая отправки домой, и потихоньку пускал слюни, прикидывая, что можно купить на те деньжищи, которые мне отвалит Гришаев.

Появление у моего ложа следователя не испортило мне настроения. Он задавал глупые вопросы, я старался давать на них еще более глупые ответы. Это получалось у меня неплохо. Казалось, все идет по плану, но в третий свой приход следователь задал мне очередной глупый вопрос, который тем не менее меня насторожил.

— Как вы полагаете, Олег Дмитриевич, — спросил он, — бумага хорошо горит?

Вопрос походил на риторический, и я заподозрил какой-то подвох. Жаль, что нельзя сослаться на потерю памяти, нужно отвечать.

— Хорошо, наверное, — кивнул я с возможно безразличным видом.

— Давайте посмотрим.

Следователь встал, подошел к окну, извлек из кармана автобусный билет и зажигалку. Щелкнув своим огнивом, он поднес уголок билета к пламени.

Билет занялся и, вспыхнув, превратился в крошечную звездочку. Следователь едва успел бросить этот маленький факел за окно, прежде чем обжег пальцы.

— В самом деле, — радостно улыбнулся он мне, как будто ожидал иного результата.

Я снисходительно кивнул.

— А тут вот у меня… — Следователь извлек из кармана небольшую потрепанную книжку в обложке.

— Тоже палить собираетесь? — поинтересовался я.

— Попробую. Только вы не поймите меня неправильно. Литературу я очень даже уважаю.