Криминальный диагноз

Так что я дал согласие и пустился в плавание, завершившееся через два месяца следствия приговором: три года лишения свободы. Черт, не поверите, но я вздохнул с облегчением. Ушлый сыскарь так и норовил повесить на меня еще какую-нибудь аферу, эпизод, как он сам это называл. То объявлялся свидетель, видевший меня возле какого-то сгоревшего дотла склада, то след моего сапога находили на узловой станции, где были выпотрошены несколько вагонов с болгарскими консервами. Аргумент, что сапог у меня нет, его совершенно не смущал.

Короче говоря, я получил три года общего режима. Приобретение так себе. Это ставило крест на институте и радужных перспективах карьеры. Но тогда мне казалось, что все не так страшно. Устоявшийся годами мир рушился, и я полагал, что деньги помогут мне устроиться в жизни после отсидки. На сто с лишним тысяч я мог бы открыть такой коопе-ративище, что дух захватывало. Тюрьма же не казалась мне чем-то худшим, чем армия, которая мне теперь также не грозила. В конце концов, люди в те годы корячиться ехали в тайгу в надежде заработать штуки полторы за месяц. А у меня выходило почти по три, причем авансом.

Нужно было только грамотно решить вопрос с деньгами, которые мне обещали. Забрать их с собой в лагерь я, разумеется, не мог. Но и оставить в руках Валдиса и его папаши их было нельзя. Они уже дважды обвели меня вокруг пальца. Сначала свалили все на меня после аварии, затем надули по поводу условного срока. Их адвокат, кстати, оказался полным дерьмом, неучем и мямлей. Против пламенной речи прокурора этот идиот смог нацедить лишь несколько общих фраз по поводу моего безупречного прошлого и возможного будущего, посвященного искуплению нынешнего греха.

Так вот о деньгах. Я не придумал ничего лучшего, чем потребовать, чтобы их положили в сберкассу на срочный вклад. Смешно сказать, под три процента годовых! Знал бы я, во что превратятся эти деньжищи за время моего заключения. Но эту махинацию Валди-су уже не припишешь.

Попав в зону, я оценил эти места по достоинству. Стало так тоскливо на душе, что я готов был выть на луну. Тысяча с хвостиком дней, что предстояло мне списать по цене сто рублей за день, тянулись немыслимо медленно. Но времени подумать было много. Предаваясь этому занятию, я начал восстанавливать в памяти события, заведшие меня в этот рукотворный ад. И знаете что? Чем дольше думал, тем больше находилось белых стежков в истории, сшитой моими хитрожопыми компаньонами. Вопросов у меня появлялось все больше, а со временем список этот возглавила загадка, так и не объясненная мне следователем: что он хотел мне показать, пытаясь поджечь закрытую книгу?

Поскольку занять голову было особенно нечем, я принялся искать ответы на эти вопросы. На сто пятидесятый день я написал письмо, обследовавшему меня психиатру. Я интересовался теми «гринписовцами», что привезли меня в больницу. Эти загадочные друзья природы не присутствовали на суде, хотя их показания вроде бы имелись в деле, а их рассказ мог быть очень и очень интересен.

Доктор ответил не сразу, но прислал мне адрес — абонентский ящик московского отделения. За неимением лучшего, я написал по этому адресу, изложив суть — разумеется, официальную версию — приключившегося со мной и пояснив, что хотел бы связаться с людьми, которые меня спасли.

Я успел насчитать двести тридцать два дня, проведенных под присмотром людей на вышках, и потерять надежду на ответ, когда пришло долгожданное письмо.

Девушка Наташа писала, что она была среди тех активистов, которые обнаружили у обочины «обнявший» дерево автомобиль. Они извлекли водителя, то бишь меня, и хотели осмотреть машину. Но где-то под капотом раздался хлопок, и машина запылала. Погасив пламя, «зеленые» доставили меня в больницу, сообщив по пути об аварии. Я был без сознания. Вот, собственно, и все, что она могла сообщить. Еще пара абзацев в письме были уделены пожеланиям здоровья и недоумению по поводу моего нынешнего местопребывания.

Итак, меня надули даже больше, чем я предполагал. Мои попутчики не вытаскивали меня из горящей машины. Она вообще не загорелась при ударе. А вот то обстоятельство, что загорелась она много позже, да еще и от какого-то хлопка под капотом, было более чем любопытно.

Жаль, что мне не удалось подумать над этими новостями. В зоне появились двое новых обитателей, проявивших ко мне интерес. Проще говоря, они здорово намяли мне бока, интересуясь, за какие подвиги я получил сто тысяч. Тогда я не нашел ничего умней, как все отрицать: какие сто тысяч?!

На следующий день мне досталось еще сильней. Вопрос был тот же. На сей раз я решил по крайней мере узнать о причине такого интереса к моим деньгам и вообще к тому, откуда этим мужичкам стало известно о моем богатстве. Единственное, что мне удалось получить в ответ, так это туманное и неприятное предупреждение, что эти люди знают обо мне все.

— Тогда какого хрена, — спросил я, отирая кровь с лица, — вы докопались до меня с расспросами? Если вы все обо мне знаете?