Криминальный диагноз

Я прикусил язык. Чего на нее огрызаюсь-то? И в то же время забавно. Секунду назад не мог ни слова сказать, а стоило ей произнести волшебную фразу, и я чуть не выдал ей залпом роман на шестьсот страниц. Словно она автомобильный баллон иголкой ткнула. Бывают такие люди: не напрягаясь, к кому хочешь ключик найдут. Но все равно, чего на нее собак-то спускать?! Нужно что-нибудь другое, сменить тему. А на что ее сменить? Через секунду соображаю — опять-таки с ее подсказки.

— Мимо, говоришь, проезжали? — переспросил я. — Не велик ли крюк?

— Да нет, — покачала она головой. — Мы еще дальше едем. К… вашим соседям.

— На химию, что ли?

— Да, к ним.

— За права бороться?

— Мы за права не боремся, — развела она руками. — Пробы будем брать.

— А человеческий фактор вас не занимает?

Я болтал с ней и чувствовал, как плавится мой предохранитель, и я смотрел на нее уже по-другому. Смотрел и видел юную симпатичную девушку, видел молодое, стройное, пропорционально сложенное тело. И смотрел уже не просто в лицо, а видел ее глаза, губы, ямочку на щеке: она усмехалась все время эдак неровно — ямочка появлялась только на правой щеке.

— Нет, ну почему? Мы же в конечном счете для человечества стараемся.

— И ты что же… — облизал я пересыхающие губы, — веришь во всеобщее счастливое завтра?

— Это философские вопросы. — Она стала серьезной.

Я сразу и не нашелся, что ответить. Голова соображала все хуже и хуже. Все ресурсы мозга были заняты тем, что пытались представить мне эту девчонку без джинсов и балахона. Все остальное погружалось в туман. Я как-то ширнулся[2] с одним блатным — ощущения были примерно такие же.

Умудрился кивнуть в ответ на что-то. Кажется, кивнул к месту.

Мне вдруг захотелось, чтобы она встала. Я еле-еле удержался от того, чтобы попросить ее об этом. В студенческие годы я просто балдел от женских ножек. Да и сейчас не утратил к ним живейшего интереса. Я имею в виду не те бесконечные макаронины, сходящиеся где-то под кожаными мини тех акселераток, что носят призы в телевизионных шоу или дрыгаются за плетнем из микрофонов позади какого-нибудь эстрадного певца. Я говорю про обычные женские ножки, в чулках или джинсах, нормальной длины и пропорций. Но меня всегда поражала способность их хозяек управляться с ними. Видели, как они стоят? Немыслимо, как они умудряются их сплести, заведя ногу за ногу или приняв что-то наподобие балетной позиции, подав бедро вперед или отставив правую — почему-то всегда именно правую! — ногу назад и влево. Непостижимо, как можно совершенно здоровые, прямые ноги, имеющие один лишь коленный сустав, сплести в те кренделя, какие они заплетают. Хочется наклониться и потрогать эту по-кошачьи изогнувшуюся конечность: не гуттаперчевая ли? Кажется, что в таких позах не простоять и пяти секунд. Ан нет, стоят! И многие стоят на каблуках и даже шпильках, покачиваются в такт музыке, прихлебывают из бокала и ведут непринужденную беседу с очумевшим от такой акробатики поклонником!

Наташка тоже болтала ногой в каком-то одной ей слышном ритме, но ног ее я видеть не мог. Не заглядывать же, в самом деле, под стол…

Если в мужских компаниях заходит речь о женских прелестях, то обсуждаются в первую очередь совсем другие части тела. Про зону и говорить нечего: такое ощущение, что подруги у блатных состоят исключительно из «кормы» и «буферов». Наталья бы успеха у них не имела. Фигурка у нее была почти мальчишеская, а грудь… Скользнув рассеянным взглядом по ее балахону, прикинул размер и форму двух неясно проступающих сквозь плотную ткань округлостей, но снова опустил взгляд на торчавшую над столом коленку, обтянутую изрядно потертой синей джинсой.

— Вот такие дела. — Наталья тем временем, хлопнув себя по колену, умолкла, глядя мне в глаза.

Вот черт! Она ведь рассказывала мне о чем-то, а я не слышал ни слова. И теперь сидел и смотрел исподлобья, как смотрит на строгую училку двоечник, не представляющий, о чем идет речь.

Нужно было что-то сказать, а то пауза грозила затянуться на весь остаток моего срока.

Набираясь смелости, я решил признаться, что не слышал ни слова, но не набрал достаточно, и хватило меня лишь на то, чтобы мотнуть головой.

На мое счастье, Наташка поняла этот жест по-своему.

— Не можешь поверить? — спросила она с сочувствием.

Что же она мне тут рассказывала?!

— Тебе не трудно еще раз поподробнее? — Я трагическим жестом приложил руку ко лбу.

— Подробнее некуда. Я же не контрразведка. — Наталья виновато развела руками.

— В голове как-то не укладывается, — глупо улыбнулся я.

— Попробуй обдумать. Напиши, если что. — Она посмотрела на свои простенькие электронные часики и поднялась. — Мне пора.

— Стой!

Я вскочил. Делать нечего, нужно признаться в том, что ни черта не слышал, иначе так и не узнаю, зачем она приезжала.

— Слушай… — Я набрал полную грудь воздуха, чтобы выдохнуть всего три слова: — Повтори все, пожалуйста.

— Зачем?

— Да я… не понял ничего, — признался я.

— В смысле?

— Ну, не понял.

Она растерялась:

— Чего не понял?

— Ничего не понял. Не слушал я тебя…

— То есть как? — В голосе ее звучало скорее любопытство, чем раздражение.