Старого образца, потертый и, надо думать, специально не помытый, этот лимузин вряд ли мог привлечь внимание обычных налетчиков. Сели и поехали. Вот так просто. Ответственная миссия ничем не отличалась от загородной поездки. За исключением потертого дорожного чемодана, запрятанного в специально оборудованный тайник под задним сиденьем.
Отец Валдиса без конца рассказывал про свою послевоенную жизнь в Прибалтике, хвастал свиньями, утками и чистотой на улицах. Его знакомый вел машину молча — то ли был от природы неразговорчив, то ли не хотел отвлекаться от дороги. Мы же с Валдисом молчали из вежливости, не желая перебивать старшего.
Очередь пересесть за руль дошла до меня, когда до Нижнего оставалась пара сотен километров. Старые машины имеют, конечно, свои недостатки, но в целом техника вполне надежная. Чтобы угнездиться за рулем, мне пришлось сдвинуть назад сиденье, и оно уперлось в колени Алексею Андреевичу. Я извинился за беспокойство и вежливо предложил ему пересесть в середину, но тот отказался, хотя сидеть в раскоряку несколько часов кряду было тяжело.
Поехали. Я чувствовал себя за рулем совершенно свободно. Погода хорошая, дорога почти пустая. Но хотелось оставить о себе хорошее впечатление, и я не отвлекался, с сосредоточенным видом следя за дорогой и не разгоняясь быстрее оговоренных восьмидесяти, тем более что не был уверен, выдавлю ли я столько из этой развалюхи.
Штурманом у нас был отец Валдиса. Он развернул на коленях карту и следил за соблюдением намеченного на ней маршрута. По-моему, он сильно перестраховался, вычерчивая этот меандр, а может, просто не знал, что часть выбранных им дорог — грунтовые.
Через десять минут после того, как я пересел за руль, мы и выехали на первую такую дорогу, сплошь изъеденную оспинами ям. Пришлось сбросить скорость сначала до шестидесяти, потом до сорока. Вслух я, разумеется, ничего не сказал, но и так было все понятно. За полчаса пути нам не попалось не то что машины — повозки или пешехода. Видать, нормальные люди эту дорогу не жаловали.
В «Москвиче» воцарилась тишина. Все напряженно следили за моим вальсом по колдобинам и рытвинам. Меня самого так поглотил этот процесс, что я не сразу заметил армейский «газик», кативший нам навстречу из-за поворота. Военным что? Водитель этого зеленого коробка на колесиках жал себе на газ, нимало не заботясь о казенной технике, отчего машина подпрыгивала, как огромный кузнечик.
Когда расстояние между нами сократилось до ста метров, я принял вправо, чтобы оставить между нами максимальный запас. В этот момент «газик» то ли предпринял непонятный маневр, то ли его просто подбросило на неровной дороге, но он вильнул в нашу сторону.
Прежде чем я успел что-то сделать, Валдис и Алексей Андреевич заорали дурными голосами: «Осторожней!», а Валдисов папаша, будь он неладен, вцепился в руль и рванул вправо. Машину нашу подбросило, и я обо что-то здорово долбанулся головой.
От этого удара я впервые в жизни потерял сознание и память.
Очнулся в больнице. Вернее, не очнулся, а пришел в себя, начал понимать, где я, что я и все такое. Я лежал на койке у окна. Голова забинтована, на шее — пластырь, а в остальном я был цел и невредим.
Доктор обрадовался, что я начал соображать, но сразу скис, как только я стал задавать вопросы о своих попутчиках.
— К сожалению, — говорит, — вы ехали в машине один.
— Как один? — спрашиваю. — Нас четверо ехало. Я за рулем, один спереди и двое сзади.
Что с ними случилось? И вообще, объясните мне, что произошло там, на дороге.
Врач начал убеждать меня успокоиться, прежде чем он ответит на мои вопросы. Я демонстративно положил руки на колени и принял позу, словно фотографируюсь на паспорт: вот, дескать, какой я спокойный.
И врач выдает мне вот что. Я ехал на машине. Один! И вез деньги по заданию своего начальника. Неизвестно почему, я свернул с шоссе на проселочную дорогу. Там я не справился с управлением и въехал в лес. Машина застряла между деревьями. Я ударился головой и потерял сознание. На мое счастье, по этой же дороге ехали эксперты «Гринпис». Они вытащили меня из машины. Причем вытащили за минуту до того, как машина загорелась и взорвалась. «Зеленые» погасили пламя во избежание лесного пожара, а затем привезли меня в эту больницу. Можете себе представить, как мне «понравилась» эта петрушка?
— Извините, — говорю я, сжав кулаки, но удержав руки на коленях, — а вы, доктор, ничего не путаете? У меня почему-то впечатление, что ехал я не один. И ни в какой лес я не въезжал. И вообще, то, что помню я, сильно отличается от того, что вы тут плетете. Как вы это объясните?
— Очень просто, — не моргнув глазом, отвечает этот гад в халате. — У вас была тяжелая травма, вследствие которой наблюдается криптомнезия, то есть нарушение памяти, выражающееся в ослаблении способности отделить реально имевшие место события от событий, увиденных во сне, услышанных, прочитанных…
— То есть, — перебиваю я эскулапа, — вы хотите сказать, что у меня крыша съехала?
— Не съехала, а…
— Потекла, — подсказываю. — То есть я маленько спятил?