Кровавые ритуалы. Барабаны зомби

– Я знаю, – презрительным тоном отвечал череп. – Но если он будет еще жив в тот момент, когда Коул изопьет энергию, он может нарушить процесс. Убей его сейчас же.

– Молчать, дух, – резко оборвал его Коул. – Не ты здесь командуешь. Не спорь со мной на свой страх и риск.

Огонь в глазницах черепа сделался еще холоднее, но он промолчал.

Я поперхнулся. Боб… сделался не Бобом, а кем-то другим. Я понимал, что он связан обетом повиновения тому, кто владеет черепом, и что личность его господина сильно влияет на его собственную, но все же и представить себе не мог, чтобы до такой степени. Не то чтобы мы с Бобом дружили, но… я привык к нему. В некотором смысле он сделался мне родным – болтливым, несносным кузеном, который только и делает, что обижает тебя, но без которого обед в День благодарения не в радость. Я никогда не представлял себе, что однажды он сделается другим.

Убийцей.

Хуже всего было то, что Боб дал Коулу дельный совет. Мое смертное проклятие могло помешать Темносиянию, однако, с другой стороны, Коул, похоже, не слишком боялся смертных проклятий. Если он давал мне шанс дождаться решающего момента, значит, чтобы вывести его из равновесия, мне потребовалось бы что-то посерьезнее смертного проклятия.

Разумеется, это будет стоить мне жизни. Кумори со своим ножиком позаботится об этом. Но я, возможно, смогу помешать ему, если буду еще жив, когда воронка опустится окончательно.

Коул положил череп на траву, потом поднял руки над головой так, что рукава съехали вниз, оголив длинные стариковские руки, покрытые старыми шрамами. Вполголоса он начал произносить нараспев слова заклинания, и голос его с каждой строкой крепчал.

Воронка дрогнула. А потом медленно, осторожно, словно на ощупь, потянулась жерлом к Коулу.

Энергия клубилась в небе над нами, в тучах, во вращающейся воронке. Метавшиеся в ней духи и призраки завывали и кричали на все голоса. Руки Кумори не ослабели и не дрогнули, но я чувствовал, что ее внимание почти целиком сосредоточено на Коуле.

Возможно, у меня еще имелся шанс.

– Боб, – окликнул я. – Боб!

Голубые огоньки в глазницах повернулись ко мне.

– Подумай, – тихо произнес я. – Подумай, Боб. Ты же меня знаешь. Ты работал со мной много лет.

Голубые огоньки сощурились.

– Боб, – повторил я, – ты должен помнить меня. Я дал тебе имя.

Череп чуть дернулся, словно поежился, но глаза продолжали гореть холодным синим светом.

А потом один из них вдруг мигнул и загорелся обычным оранжевым. Только на долю мгновения, потом он снова вспыхнул голубым.

Сердце мое дернулось от внезапного возбуждения. Боб-череп, мой Боб, только что подмигнул мне.

Коул продолжал распевать, и тучи вращались над головой все быстрее. Дождь разом перестал, словно кто-то закрутил кран, и воздух заполнился духами, призраками, привидениями и прочей потусторонней нежитью, захваченной огромным невидимым смерчем, закручивавшим их все быстрее и быстрее. Обилие энергии в воздухе затрудняло дыхание, а рев потусторонних голосов и ветра с каждым мгновением все усиливался.

– Боб! – крикнул я, перекрывая эту какофонию. – Я тебе разрешаю!

Оранжевый свет выплеснулся из глазниц черепа и метнулся прочь, за границы круга из перевернутых столиков, – но я успел еще увидеть, как клубок светящейся энергии, который был Бобом, оказался подхвачен мощными потоками магии. Он боролся с этим ужасным смерчем, и до меня вдруг дошло, что без защищавшего его черепа или иного физического тела Боб ничем не отличается от любого другого духа, захваченного этим водоворотом. И если Темносияние завершат, как задумано, Боба тоже поглотят без остатка.

Мне показалось, я увидел, как Боба засосало в облако плененных духов… впрочем, какофония света и звука царила такая, что я ничего не смог бы утверждать наверняка.

Коул продолжал пение, и я увидел, как тело его выгнулось от напряжения. Еще через несколько мгновений он в буквальном смысле этого слова воспарил, так что его башмаки зависли в трех или четырех дюймах над землей. Его голос сделался частью безумной грозы, частью темной энергии, и он клубился, грохотал, отдавался эхом со всех сторон. Я начал понимать, с какой силой мы имеем дело. С силой, глубокой как океан, бескрайней как небо. Она была темной, смертельной, ужасной – и прекрасной. И Коул собирался поглотить ее всю. Сила, которую он получил бы после этого, не сделала бы его сопоставимым со всем Белым Советом, вместе взятым. Она перевела бы его в лигу, стоящую настолько выше, что весь Совет не означал бы для него ровным счетом ничего.

Такой силы хватило бы, чтобы изменить мир. Чтобы перестроить его по своему вкусу.

Конец воронки опустился ниже, покачнулся у губ Коула, а потом мягко скользнул между ними. Коул проревел последнюю строку заклинания и широко раскрыл рот.

Я стиснул зубы. Боб уже не имел возможности помочь мне, но я не мог позволить Коулу завершить заклятие. Даже если бы это убило меня.

Я собрал магию для последнего заклятия, которое мог швырнуть в него, прервать его заклятие, чтобы эта чудовищная энергия разнесла его в клочья.